— Сейчас не время и не место, капитан.
— Я не задержу вас надолго, — в его мягком голосе
легко просматривалась профессиональная жесткость, за подушечками скрывались
когти, того и гляди нацепит на меня наручники.
— Хорошо, — согласилась я.
За могилами мелькнуло бледное лицо Снегиря, державшего за
руку Лавруху-младшего. Он со скорбным беспокойством взирал на меня и Марича.
Перехватив мой взгляд, Лавруха прищурил глаза и вопросительно выгнул губы: что
там еще?
— Подождите меня, капитан, — бросила я и вместе с
Катькой направилась к Снегирю.
Снегирь сразу же устроил мне тихую сцену.
— Что за черт, Кэт? Оставит он нас в покое или нет? И
ты тоже хороша, нашла время свидания назначать…
— Успокойся. Всего пара слов. Подождите меня у
центрального входа. Я не задержусь.
Сунув Катьку-младшую Снегирю, я снова вернулась к капитану.
Лаврухины музыканты уже зачехлили инструменты, друзья-художники, тихо
переговариваясь, потянулись к выходу, а эрмитажница Динка Козлова —
единственный непьющий человек во всей компании — поправила на Жекиной могиле венок:
ее неистребимая страсть к симметрии и архивному порядку сказалась и здесь.
Вот и все, Жека.
Свежий холмик земли и портрет, переснятый с паспортной
фотографии, — вот и все, что осталось.
Я вернулась к Маричу. Со скорбным видом он рассматривал
соседние могилы: “Хлобыстан Игорь Вениаминович, 1932 — 1999”, “Гришпун Эмма
Карловна, 1947 — 1999”, “Казаков Савелий Петрович, спи спокойно, дорогой муж,
папа и дедушка…” Я искренне надеялась, что смерть всех этих людей не была такой
страшной, как смерть Жеки…
— Я вас слушаю, капитан.
— Еще раз… Примите искренние соболезнования. Что будет
с ее детьми?
— Еще не знаю. Вы хотели поговорить со мной?
— Да, — Марич взял меня под руку. Со стороны это
выглядело вполне естественно: сломленная горем подруга и приятель подруги,
поддерживающий ее. Мы неплохо смотрелись вместе: рыжая и брюнет.
Некоторое время мы молча шли по пронизанной последним
осенним солнцем аллее. Марич все так же прижимал к себе мой локоть.
— Отпустите, — наконец оказала сопротивление
я. — Отпустите, капитан. Я никуда не собираюсь убегать.
— Зачем вы так? — покачал головой Марич, но все же
оставил мой локоть в покое. — Я хотел узнать кое-какие подробности. О
вашей подруге.
— Зачем?
— Видите ли… Я тоже косвенно причастен к этому делу.
Я даже остановилась.
— Надо же! Такое впечатление, что вы ведете все
уголовные дела в этом городе…
— Ну что вы… Дело веду не я. Просто есть некоторые
соображения. Ведь ваша подруга была какое-то время женой покойного Быкадорова.
Та часть коллекции Гольтмана, которая похищена им, так до сих пор и не найдена.
Возможно, ваша подруга была как-то связана с Быкадоровым… Она художница, и
предметы из коллекции могли оказаться…
— Нет, — грубо перебила Марича я. — Жека
последний раз виделась с Быкадоровым за несколько лет до его смерти. Она не
могла быть причастна…
— Но вы же не можете знать всего.
— Я — ее близкая подруга. Самая близкая.
— Есть вещи, которые скрывают даже от самых близких
друзей, Катерина Мстиславовна. Можно прожить всю жизнь рядом с убийцей или
вором и так и не узнать этого…
— О чем вы говорите, капитан? — я с ужасом
посмотрела на него.
— О том, что жизнь — очень терпимая штука. Терпимая ко
всему. Такие категории, как “абсолютное добро” или “абсолютное зло”, она
отметает напрочь.
— Нет. Жека — честнейший человек. Она бы никогда не
воспользовалась…
Если бы я могла рассказать тебе о сцене на даче, капитан,
если бы я только могла! Тогда Жека отказалась от, по сути, краденых денег, хотя
нуждалась в них гораздо больше, чем мы с Лаврухой. Если бы ты видел ее
оскорбленные глаза, ты не позволил бы себе даже тень подозрения, даже тень
тени…
— Ну хорошо, хорошо. Успокойтесь. Просто сейчас
прорабатываются все возможные версии. Эта показалась нам наиболее вероятной.
— Наиболее вероятной?
— Ну да. Просто потому, что все другие выглядят
сомнительно. У нее не было врагов, вы сами это подтвердили. Вы и ваш друг. И
еще несколько людей, неплохо ее знавших.
— Может быть… У нее ведь были деньги. Пятьсот долларов.
Сумма по нынешним временам приличная… — я выглядела совсем уж глупо со своими
немощными предположениями. — Какая-нибудь сволочь…
Марич покачал головой.
— Я не думаю, что это ограбление.
— Но ведь денег при ней не было… А накануне приятель
Лавру… Приятель Снегиря отвез ей крупную сумму.
— Да. Они это подтвердили. И ваш приятель, и приятель
вашего приятеля. И денег при ней действительно не было. Но все равно, эта
версия в расчет не берется.
— Почему?
— Дело в том, Катерина Мстиславовна, что ее убили не на
стройке.
— Не на стройке?
— Да. Разве следователь не говорил вам?
Я вспомнила унылую физиономию следователя и его формальный
допрос. Впрочем, я не представляла для этого оперативного дедугана никакого
интереса: я не была близкой родственницей Жеки и в ночь ее убийства была в
Голландии. Это могли подтвердить все визы, все билеты Аэрофлота и весь сводный
оркестр российских и голландских таможенников.
— Он не вдавался в подробности. Но я буду благодарна
вам, капитан, если вы расскажете мне об обстоятельствах ее смерти.
— Хорошо, — его готовность рассказать содержала в
себе двойное дно, я понимала это: информация в обмен на информацию. — Ее
привезли на стройку уже после смерти. Смерть наступила около двенадцати ночи.
Интересно, где это Жека шлялась около двенадцати, ведь дома
оставались дети…
— Но убита она была совсем в другом месте. Перед смертью
труп закатали во что-то. Очевидно, это был ковер. Именно таким образом ее
доставили на стройку. На ее плаще сохранились частицы ворса. Это все улики,
которыми мы располагаем.
— И никто ничего не видел?
— Глухое место. Освещена только площадка перед
вагончиками, там ночует сторож.
— И он ничего не слышал?
— Место, где ее нашли, находится с противоположной
стороны. К тому же сторож был мертвецки пьян. Опергруппу вызвали рабочие,
пришедшие на смену. К тому времени сторож еще не протрезвел. Понимаете, если бы
ее убили из-за денег, пусть даже из-за таких небольших, черт с ним, всякое
бывает… Если это была роковая случайность, страшное стечение обстоятельств…
Тогда ее труп просто оставили бы на месте преступления. Вы понимаете, о чем я
говорю?
