Но в конце концов он сумел справиться с собой и попытался
осмыслить сказанное.
— Я знал… Я знал, что вы найдете его, Катрин… Боже мой,
неужели это правда? Катрин…
Таким возбужденным я не видела его никогда. Волосы Херри-боя
прилипли ко лбу, желваки на щеках ходили как поршни, а кадык беспомощно
дергался.
— Идемте… Возьмем план и попытаемся сравнить… Если все
обстоит так, как вы говорите… Я даже представить себе не могу… Если все так… О,
если бы это было так!
Он поднялся сам и помог подняться мне. Еще несколько минут
ушло на поиски фонарика. Чертыхаясь и все время натыкаясь на пальцы друг друга,
мы искали его среди битых камней — Херри-бой даже не помнил, куда отбросил его.
Так ничего и не найдя, мы, не сговариваясь, бросились к двери и выскочили на
улицу.
— Быстрее, Катрин, быстрее, не отставайте, —
умолял меня Херри-бой.
Эта его внезапная и такая низменная суетливость рассмешила
меня.
— Успокойтесь, Херри. Лукас Устрица ждал вас пять
веков, подождет еще немного…
— Вы правы, конечно, правы… Но умоляю вас, быстрее,
Катрин!..
Теперь мы были похожи на старателей, охваченных золотой
лихорадкой. Сравнение не в нашу пользу, но круг человеческих страстей
чрезвычайно ограничен, и вырваться из него невозможно: любовь, ненависть, жажда
наживы, исследовательский зуд — не так много пунктов в перечне.
— Куда вы дели свою кочергу, Херри? — спросила я,
чтобы хоть как-то разрядить обстановку.
Он посмотрел на меня непонимающе, я вообще сомневалась в
том, что он видит меня сейчас. Черные прямоугольники неба — вот что мелькало у
него перед глазами. А ведь еще несколько минут назад я была для него потерянным
раем.
…Только в доме мы отдышались.
Херри-бой бросился к бумажкам и фотографиям, которые
по-прежнему валялись на полу перед камином: он сличал их, поворачивал разными
сторонами, он сразу и безоглядно поверил в мою догадку.
— Вы правы, Катрин, вы правы, — без устали
повторял Херри-бой. — Вы правы, боже мой, как все просто и как
гениально!..
Глядя на копошащегося у камина голландца, я вдруг
почувствовала, что смертельно устала. И еще одно чувство зрело во мне.
Страх.
Страх, легкий и невинный, как первый поцелуй; легкий и
невинный, как прогул уроков; легкий и невинный, как потрескивание крошечной
погремушки на хвосте скорпиона.
— Подождите… Что вы собираетесь делать, Херри?
— Вы хотели спросить, что МЫ собираемся делать? Сейчас
мы возьмем софиты… У меня несколько сильных ламп, они могут работать автономно.
Мы решим, какая именно стена… Я поверить не могу, что вы сделали это!..
— И вам не страшно, Херри? — У моих ног лежали
фотографии, на которых Зверь поднимался из бездны.
— Страшно? О чем вы говорите, Катрин?
— Картина, которая убивает. Странные звуки в глубине
острова. Снимки, которые вы делали семь лет. Вам не страшно?
— Но послание… Лукас зашифровал его, и в нем написано
“Возьми!”. Мы должны взять, Катрин. ОН сам просил нас об этом. Он знал, он
предвидел, что спустя пять веков придете именно вы и тайна перестанет быть
тайной… Мы теряем время, Катрин…
— А если все то о чем вы говорили мне сегодня
днем, — если все это правда? Вы же сами сказали — Лукас мостил дорогу… И
вы догадываетесь кому. Пусть тайна останется.
— Нет! — резко оборвал меня Херри-бой. — Нет!
Как можно повернуть ключ в замке и остановиться на пороге? Он сказал “Возьми!”.
И мы возьмем, Катрин. Я возьму, чего бы это мне ни стоило.
— Даже если весь мир провалится в ад?.. Неужели
обыкновенная исследовательская похоть стоит того?
Херри-бой посмотрел на меня с ненавистью, и в его голосе
прорезался металл:
— Не будем терять время, Катрин. Если вы не пойдете, я
пойду сам… Но…
Договорить он не успел. Напряженную тишину дома вдруг
прорезал телефонный звонок. Я вздрогнула и тотчас же успокоилась: как бы то ни
было — этот звонок принадлежит реальному миру, он возвращает к реальности и
нас.
Херри с досадой посмотрел на телефон.
— Возьмите трубку, Херри, — мягко посоветовала
я. — Звонят. Разве вы не слышите?
Он нехотя подчинился. Приложив трубку к уху, Херри-бой
несколько секунд рассеянно слушал, а потом протянул трубку мне.
— Это вас, Катрин. Ваш друг. Я забыл поблагодарить его
за пиво…
Снегирь! Это было так неожиданно: услышать его голос у самой
кромки Северного моря. Я взяла трубку и услышала знакомое сопение.
— Лавруха, какого черта?
— Он оставил мне телефон, твой голландец… Слава богу,
что оставил, — голос Снегиря, тусклый и безжизненный, испугал меня, и все
же я сказала по инерции:
— Тебя отлично слышно, Снегирь… Что случилось, не
можешь без меня и двух дней прожить? Тогда женись, я не буду возражать…
— Жека, — выдохнул Снегирь и замолчал.
В его молчании было что-то пугающее, что-то непоправимое,
что-то такое, что у меня сразу засосало под ложечкой.
— Что случилось, Снегирь? — выдохнула я.
Он по-прежнему ничего не говорил. Только сопение в трубку, а
потом странный звук, похожий на спазм.
— Что? С ней что-то случилось? Не молчи, Лавруха!..
— Ее нет, — я услышала на другом конце провода
глухое рыдание. — Ее нет, Катька…
— Что значит — нет? — эти слова, тяжелые и
неподъемные, не принадлежали мне, они просто не могли мне принадлежать. —
Что значит — “нет”, Снегирь?
— Она умерла… Ее убили… Прошлой ночью… Прости… Тебе
нужно приехать, ты понимаешь?.. Похороны…
Кажется, я на секунду потеряла сознание, а когда пришла в
себя, трубка попискивала короткими гудками.
— Снегирь, — закричала я в пустую мембрану. —
Снегирь!.. Это не правда… Нет… Это не может быть правдой… Ты слышишь меня,
Снегирь?..
Отшвырнув трубку и все еще слабо соображая, я опустилась на
пол. Остров, Мертвый город Лукаса Устрицы, Херри-бой с жалкими листочками и
софитами — все это потеряло смысл. И Голландия потеряла смысл, и все картины
всех музеев, вместе взятые. Снегирь что-то напутал, дурацкая шутка, жестокая
шутка, но такие шутки не в его духе.
— Мне нужно уехать, Херри, — глухим вымороченным
голбсом сказала я. — Немедленно. Я возвращаюсь в Россию.
— Что-нибудь серьезное? — вежливо спросил
Херри-бой.
— Не знаю… Но моя подруга… Вы видели ее… Жека…
Случилось что-то ужасное. Я должна уехать, Херри. Прямо сейчас. Вы понимаете…
— Вы же знаете, Катрин, — Херри досадливо
поморщился. — Катер неисправен. Я не могу вам помочь. Механик будет уже
послезавтра.