Все сказанное Херри сильно смахивало на правду, но я не
торопилась этой правдой воспользоваться. Сейчас мне, как человеку здравому,
придется разочаровать его.
— Даже если вы правы, мы все равно ничего не найдем.
— Почему? — обиделся он.
— Потому что не обладаем полнотой информации. Только
частью ее, Херри. Не забывайте, что у нас нет третьей доски.
Я сказала это совсем не случайно: с противоположной стороны
центральной фотографии, в том месте, где должна была находиться гипотетическая
третья створка, тоже был размещен совершенно произвольный пейзаж. Ему было
тесно в центральной доске, и он явно уходил за ее пределы.
— Я говорил… Я был уверен, что… как это по-русски? …вы
все схватите… И на ходу порвете подметки.
— У этого выражения совсем другой смысл, Херри, —
досадливо отмахнулась я. — А может быть, он не успел дописать этот
триптих?
— Исключено, Катрин. По свидетельству Хендрика
Артенсена, алтарь был полностью закончен. Лукасу оставалось только выставить
его…
Но я уже не слушала Херри: я углубилась в изучение
фотографий. Скопище коленопреклоненных перед Зверем грешников в складках гор,
отвратительного вида монстры, исподтишка вползающие в них, — фантазии
Лукаса Устрицы мог позавидовать сам Босх, общепризнанный мастер триллеров
раннего Северного Возрождения. Одного из грешников в тиаре римского папы терзал
целый выводок крошечных полулюдей-полускорпионов: фрагмент был таким
экспрессивным, что я не могла оторвать от него взгляда. Ничего
сверхъестественного в этом не было: с тем же успехом можно было рассматривать
любой другой фрагмент. Почему же я остановилась на нем?
Линии горных цепей и океанских приливов, вывороченные с
корнем деревья по-прежнему назойливо складывались в некое подобие плана; сами
не имевшие прямых углов, они неожиданно сложились в довольно правильный
прямоугольник.
Но ничего, кроме контуров, в них не было.
— Оно не может быть лишенным смысла, это
изображение, — зашептал мне на ухо близко придвинувшийся Херри-бой. —
Вы согласны, Катрин?
— Даже если предположить, что мы имеем дело с каким-то
планом…
— Ну наконец-то! Вы тоже поверили…
— Даже если предположить это, мы не знаем, к чему он
относится и что это такое на самом деле. Периметр комнаты? Периметр дома?
Периметр города…
— В этой местности города никогда не строились по
периметру… Они подчинялись только береговой линии. Линии дамб и дюн.
— Ценное замечание. Значит, город отпадает. Но это все
равно не решает задачи. И с чего вы взяли, что этот план… Будем называть его
планом… Относится именно к Мертвому городу Остреа?
— Я не знаю… Но я хочу верить. Мертвый город был
последним прибежищем Устрицы. Был последней его мастерской… Дайте мне ключ,
Катрин! Вы найдете его, я уверен.
Увлеченная изучением фотографий, я все-таки ослабила
бдительность, я позволила сумасшедшему Херри-бою приблизиться ко мне. Лицо
голландца, умоляющее и грозное одновременно, нависло надо мной. Он ухватил меня
пальцами за подбородок, и я вдруг почувствовала необыкновенную легкость и пустоту
внутри. Еще мгновение — и он меня поцелует…
Дыхание Херри-боя стало прерывистым, губы раздвинулись, и за
ними открылась гряда белых, влажно поблескивающих зубов. От его волос пахло
всеми старинными рукописями сразу, — полусгоревшим сафьяновым жизнеописанием
Лукаса Устрицы, никогда не виденными мной записками Хендрика Артенсена,
хранилищами Роттердамского и Утрехтского университетов. И даже факультетом
естественных наук, где так и не доучился Ламберт-Херри Якобе.
Сейчас он меня поцелует.
Сейчас.
Я закрыла глаза. И ничего не произошло.
— Дайте мне ключ, Катрин, — снова сказал он.
И магия его волос, магия светлых глаз за стеклами очков
тотчас же разрушилась. В очередной раз я почувствовала себя жестоко обманутой.
Что за непруха в самом деле, что за дрянное лето и огрызок осени, в которых я
не представляю для мужиков самостоятельной ценности. И Леха Титов, и даже
жалкий Херри-бой воспринимают меня как средство, как багет для картины Лукаса,
как декоративную деталь! Ни с чем подобным я еще не сталкивалась. Даже насквозь
лживый Быкадоров был со мной не в пример искреннее…
— Дайте мне ключ… Исполните предназначение, Катрин!..
Опять началось.
— Какое предназначение, Херри?
— Вы знаете.
— С какой стати я должна что-т?? найти? Я даже не знаю,
где искать. И самое главное — что… Пальцы Херри разжались.
— Я смотрю на эти фотографии с утра до вечера. Я
потерял чувство реальности. Я уже почти не воспринимаю их. А вы — вы видите это
впервые. Вам должно повезти. Новичкам везет даже на бегах…
Но я уже не слушала Херри-боя. Этот остров в Северном море —
он странно действовал на меня. Все здесь было наполнено тайными и явными
смыслами, дурацкими на первый взгляд совпадениями, которые вовсе не казались
такими уж дурацкими. Вот и сейчас — за совсем короткое время Херри-бой выел мне
плешь мифическим ключом…
…и я, обозленная и обалдевшая, вдруг увидела нечто. Нечто,
что так подходило к ключу.
Замок.
Сначала я даже не придала этому значения и лишь несколькими
минутами позже сообразила, что возможное решение может быть совсем рядом.
Недаром же я так уцепилась за сцену экзекуции римского папы скорпионами.
Неожиданно мелькнувшая в самой подкорке мысль заставила меня
вглядеться в нее пристальнее: рот старика в тиаре, измученного демонами, был
широко открыт и подозрительно смахивал на замочную скважину: в самом
примитивном ее воплощении. Кроваво-красные губы придавали ей налет изысканности
и уводили от основного смысла. И все же, все же…
Оторвав взгляд от старика, я сосредоточилась на
полулюдях-полускорпионах: уж очень активно их хвосты задевали лицо тиароносца.
Порнография ближнего боя, сказал бы Быкадоров. Именно этой,
почти непристойной сцене выражение подходило больше всего. Я примеряла его
исключительно к любовным играм, но только теперь поняла его истинный смысл.
Скорпионьи хвосты сплетались в каком-то причудливом танце,
они ритмично чередовались друг с другом, они были так осмысленны…
— У вас есть бумага, Херри? — глупо спросила я.
— Конечно, — он насторожился.
— Дайте, пожалуйста…
— Вы что-то увидели? — Херри-бой с сумасшедшей
надеждой посмотрел на меня.
— Еще не знаю. Дайте бумагу и ручку.
Херри метнулся к столу, стопки статей и каких-то документов
полетели в разные стороны. Он вернулся через секунду и с готовностью протянул
мне канцелярские принадлежности. Я улеглась прямо на фотографии и принялась
переносить танец скорпионьих хвостов на глянцевую бумагу. Получилось очень
похоже, недаром же я когда-то окончила художественную школу. Но, как оказалось,
не обладала и миллионной долей таланта Устрицы.
