Я размышляла в этом благостном ключе несколько минут, пока
не наткнулась на странную книгу, лежащую под стопкой других. Не сама книга была
странной, нет, — странным было ее присутствие здесь.
"БУДУ”.
Порывшись в памяти, я извлекла на свет божий обрывки моих
крошечных знаний о вуду, почерпнутых в основном в американских фильмах ужасов
категории “В”. Гаитянский культ, который исповедуется и в Америке, сплошная
черная магия и черви, лезущие из ноздрей. Интересно, что делает эта книга в
келье Херри-боя? Я осторожно перевернула титульный лист. Издано в Новом
Орлеане… Какое отношение имеет Херри-бой к Новому Орлеану? Или кто-то из
туристов оставил ее здесь? Или это тот самый Боб с фотографии?..
— Доброе утро, Катрин!
Я вздрогнула и едва не уронила книгу на пол. А потом
осторожно сунула ее в стопку других книг. Не хватало еще, чтобы Херри подумал,
что я роюсь в его вещах, как какой-нибудь незадачливый агент спецслужбы.
— Доброе утро, Херри! — закончив манипуляции с
книгой, я резко развернулась в кресле и нацепила на лицо самую широкую улыбку,
на которую только была способна.
— Как вы спали?
— Великолепно…
О ночной сцене я предпочла не вспоминать.
Херри-бой подозрительно взглянул на меня, и при свете дня я
вновь почувствовала свое превосходство: ночь демонизировала Херри, она шла ему,
как корове седло. Сейчас же он выглядел просто душкой.
Я встала с кресла и прошлась по комнате.
— Идемте, я покажу вам остров, — сказал он.
— Может быть, сначала кофе? — из вежливости я
опустила такие мелочи, как чистка зубов и обмывание бренного тела.
— Да, конечно.
Он снова скрылся за таинственной перегородкой.
— Где я могу вымыться? — громко спросила я.
— Простите, Катрин, я совсем не подумал об этом.
Идемте, я провожу вас…
Херри воткнул меня в переносной экологически чистый душ: сферическая
кабинка с матовыми створками. Упругие струи забарабанили по моей макушке, я
прикрыла глаза и даже фыркнула от удовольствия: последний раз я мылась еще в
Питере. Сейчас я смою перелет в Голландию, амстердамскую пыль, острый запах
сыра в кабачке “Приют девственниц” и сегодняшнюю ночь, которая могла быть и
поспокойнее. И сегодняшнее ложе, которое могло быть и помягче. “Абсолютный
эффект, и никаких следов”, — промурлыкала я.
"Абсолютный эффект, и никаких следов. Поздравляю. Боб”.
Вода вдруг стала ледяной — я вспомнила.
Абсолютный эффект, и никаких следов — именно так я подумала
о смерти Титова. Именно так он и умер: никаких следов насилия. А Херри-бой…
Херри-б??й тоже находился там, но никто не застал его на месте преступления.
Принятое мной сообщение вдруг приобрело совершенно иной —
зловещий смысл. И мое присутствие здесь показалось совершенно бессмысленным.
Зачем я прикатила в Голландию? Зачем Херри вызвал меня? Услужливая память
тотчас же начала выдавать мне малозначительные и невинные подробности, которые
сложились вдруг в совершенно фантастическую картину.
Вчера вечером он утверждал, что открыл нечто связанное с
триптихом. Но мое присутствие — его можно было объяснить лишь временным
помутнением. Моим собственным. Я никогда не была специалистом по творчеству
Лукаса ван Остреа, единственная лекция на четвертом курсе не в счет… И все-таки
он вызвал меня сюда. Он сказал, что мне это будет интересно.
Тогда, в Пулкове, перед самым его отлетом в Голландию, я
ляпнула что-то такое: что-то, что заинтересовало его… Я находилась в стадии
формирования самых фантастических версий о смерти Титова. И тогда я рассуждала
о злополучной двери в спальню, которая оказалась закрытой. Я сказала тогда…
Возможно, меня заперли только потому, что я могла увидеть что-то… Или кого-то.
А Херри-бой, не сводивший взгляда с меня и Лаврухи, переспросил тогда:
— О чем вы говорите, Катрин?
Да, именно так. Тогда он совсем не понимал беглый русский.
Или делал вид, что не понимал?..
За матовыми створками душа мелькнула тень. Я насторожилась:
это мог быть только Херри-бой, никого другого на острове нет. Если верить
Херри-бою. Но можно ли верить Херри-бою?
— Это вы, Херри? — трусливым сдавленным голосом
спросила я.
Никакого ответа.
Тень покачивалась за створками и даже не собиралась уходить.
Я торопливо завернула краны и ухватилась за них, чтобы не упасть: мизансцена в
душе подозрительно смахивала на эпизод из хичкоковского “Психо”. Сейчас створки
раздвинутся — крошечная никелированная щеколда не сможет меня защитить, —
и тогда?
Что — тогда?
Я отогнала панические мысли, как стаю шелудивых собак,
присела на корточки и уставилась на щеколду. Но щеколда была восхитительно
спокойна. И матовые створки — тоже. Наконец тень, поколебавшись, ушла. По моим
голым предплечьям побежали пупырышки, которые я ненавидела и которым отказывала
в праве на существование. Наконец народные волнения на коже унялись, и я
осторожно отодвинула щеколду.
Никого. Херри-бой, даже если он и отирался поблизости, уже
ушел.
Я выскочила из душа, наскоро растерлась полотенцем и влезла
в джинсы и рубашку. И с гордо поднятой головой отправилась к Херри-бою.
Он все еще хлопотал на импровизированной кухне, поджаривая
тосты и наскоро смазывая их клубничным джемом.
— Все в порядке? — улыбаясь, спросил он.
— Да. Вода просто восхитительная.
— Ваш завтрак готов.
Я взяла чашку и вцепилась зубами в огромный кусок
поджаренного хлеба. Побольше естественности, Катерина Мстиславовна, твоим рыжим
волосам так ее не хватает!
— Вам пришло сообщение, Херри, — стараясь
выглядеть беспечной, сказала я. — Я приняла его.
— Я уже видел, — ни один мускул не дрогнул на его
лице. — Спасибо. Это мой приятель из Сан-Диего.
— Тот самый, из береговой охраны?
— Тот самый.
Странно, что он вообще заговорил о нем. Я не выказывала
никаких признаков интереса к этому его электронному посланию.
— Он большой оригинал, — осторожно продолжил
Херри-бой.
Что верно, то верно. Один текст чего стоит!..
— Что вы говорите!
— Впервые увидел Лукаса в Метрополитен-музее. И был просто
очарован. Он сам нашел меня, прислал письмо после одной из моих статей в
“Пипл”. Пять лет назад. Он несколько раз приезжал сюда. И я был у него в
Сан-Диего.
Херри-бой пытался оправдать все: раскрытый мной е-mail,
фотографию возле компьютера и даже книгу “Буду”, которую я не могла не найти по
определению. Был ли в этом умысел, я так и не смогла понять до конца. И все же
решила поддержать его.
