— Вы так на меня смотрите, Катрин… — Херри-бой
улыбнулся, и улыбка его тоже была эротичной.
— Вовсе нет, — я смутилась так страшно, как будто
меня застали за мастурбацией. — Я слушаю вас. Вы ведь говорили…
— Я говорил о Мертвом городе. Он находится на острове,
Катрин.
Поздравляю, Катерина Мстиславовна, тебя везут на остров.
— Здесь много островов. Это все борьба моря с сушей, не
всегда успешная. Фризские острова как раз напротив Харлингена. Сейчас там масса
морских курортов. Но Мертвый город — это совсем другое…
От этой ничего не значащей фразы мне вдруг стало не по себе.
“Совсем другое”. Херри-бой тоже стал совсем другим. Все свое самаркандское
детство я провела в борьбе с ночными страхами: стоило только ночи заползти в
комнату, как привычные и изученные до дыр предметы приобретали совершенно
фантастические очертания. Они были совсем не тем, за кого выдавали себя днем.
Только когда мне исполнилось десять, я окончательно избавилась от этого страха
перед ночью. И вот теперь он вернулся снова. Нужно было настоять, чтобы Лавруха
поехал со мной…
Мы проскочили Харлинген и — уже в сумерках — добрались до
рыбацкого поселка на побережье. Первым делом Херри-бой пробежался по
продуктовым лавкам, и скоро заднее сиденье “Форда” было заставлено коробками.
— Вы с ума сошли, Херри. Здесь же на взвод хватит.
— Я не так часто выбираюсь. И потом — у меня гости. Вы
— мой гость.
Херри подогнал “Форд” к пристани: он был полон решимости
отправиться сейчас же. Пока я наблюдала, как он перегружает коробки в катер,
такой же допотопный, как и “Форд”, поднялся ветер. От такого любимого мной моря
неожиданно пахнуло затхлостью и тленом. Нет, ночное путешествие совсем не
прельщало меня.
— Послушайте, Херри, — я попыталась придать голосу
максимальную беспечность. — Здесь наверняка есть гостиница. Я могу
остаться до утра. А утром вы заберете меня…
— Зачем? — удивился Херри-бой.
— Плыть куда-то ночью…
— Почему куда-то? Вы.чего-то боитесь, Катрин? Вы
выглядите очень взволнованной…
— Разве? Просто я полна впечатлений… Новая страна. Вы
должны понимать.
— Едемте, — он взял меня за руку.
— Нет, — я с трудом удержалась, чтобы не усесться
посреди дороги.
— Я не понимаю, Катрин… — Херри-бой покачал головой, и я
вдруг увидела себя его глазами: вздорная русская женщина, устраивающая истерики
на пути в бухту. В конце концов, это просто неприлично.
— Ну хорошо… Зайдемте куда-нибудь, пропустим по
стаканчику. И я буду готова, обещаю вам…
Он был вынужден согласиться.
Я сама выбрала крошечный кабачок на набережной — прямо
против пристани, заставленной лодками, катерами и прогулочными яхтами. Кабачок
был выложен бело-голубыми дельфтскими изразцами, которые обожают туристы, и
украшен медными гравюрами с видами старой Голландии.
Херри-боя здесь хорошо знали: он то и дело отвечал на
приветствия. Пару раз я перехватила недвусмысленные добродушные взгляды: судя
по всему, меня посчитали за девушку Херри-боя. А официантка — пожилая матрона в
кломпах и залитом соусом переднике — даже подмигнула мне: не упускай свой шанс,
девочка. Херри-бой — парень что надо! В кабачке с развеселым названием “Приют
девственницы” я успокоилась окончательно. Отсюда просматривались указатели на
пристани, и я сразу же нашла то, что искала: “МЕРТВЫЙ ГОРОД ОСТРЕА. ЭКСКУРСИИ”.
Похоже, это действительно не гнездо Дракулы, а уважаемый музей. И Херри-бой —
уважаемый смотритель музея. Его директор и старший научный сотрудник.
— Вы обещали рассказать мне, Катрин.
Пиво и свежепросоленная сельдь были великолепными, название
кабачка привело меня в восторг, и я решила больше не мучить Херри-боя
ожиданием.
— “Всадники” у меня, Херри. И я готова начать
переговоры.
Его реакция оказалась неожиданной: он едва не ударил меня.
— “Всадники” у вас? И вы скрывали это целый день? Вы
ничего не сказали мне?.. Это… Это inhumanity, Катрин… Вы не должны были так
поступать со мной…
— Да бросьте, Херри, — теперь я откровенно
любовалась им. Почему же раньше я не замечала, как он хорош, этот
голландец? — Я сделала свой ход. Теперь ваша очередь.
— Вы готовы ехать?
Теперь, после чудесных превращений Херри, после пива и
добродушных голландцев, после таблички на пристани — “МЕРТВЫЙ ГОРОД ОСТРЕА.
ЭКСКУРСИИ” — я была готова.
— Да.
Мы вышли на улицу, успев пожать руки еще двоим завсегдатаям
кабачка. А Херри-бой даже заслужил поцелуй роскошной блондинки с рубенсовскими
формами. На девственницу она смахивала мало.
— А вас здесь любят, Херри, — сказала я.
— Не меня. Мертвый город — еще одна статья дохода.
Туристам нравятся экскурсии на остров. Здесь все от этого кормятся…
И выглядят довольно упитанно. Не удержавшись, я оглянулась.
Блондинка все еще стояла у дверей “Приюта девственниц”. Но теперь ее лицо
странным образом изменилось: она смотрела нам вслед с жалостливой улыбкой. Она
как будто о чем-то хотела предупредить (нас? меня?), но так и не решилась. Я
даже замотала головой, чтобы избавиться от этой улыбки. Я уговорила себя забыть
ее — и тотчас же забыла.
У воды было прохладно. Я достала из рюкзака свитер и
натянула его на себя. Херри помог мне забраться в катер, отвязал новенький
канат от кнехта на причале и завел мотор.
— Это далеко? — спросила я.
— Двадцать минут. Полчаса от силы.
— Но ведь ничего не видно… Как же мы доберемся?
— Я столько лет здесь, я могу проделать этот путь с
завязанными глазами. И потом — есть приборы. Не волнуйтесь, Катрин. И наденьте
куртку, будет немного холодно.
Он бросил мне куртку и сам облачился в точно такую же. А
потом достал из “бардачка” катера бейсболку с надписью “Береговая охрана США”.
Надвинув ее на самый лоб, он шутливо отдал мне честь.
— Можем отправляться.
— А почему “Береговая охрана”, Херри? Мы ведь в
Голландии…
— Подарок приятеля. Большой любитель Лукаса, служит в
береговой охране, в Сан-Диего.
Ты неисправим, Херри-бой. Любой проявивший интерес к творческому
наследию Лукаса Устрицы автоматически становится твоим приятелем.
…Огни рыбацкого поселка становились все дальше, и меня вдруг
пронзило острое чувство одиночества. Двадцать минут в кромешной тьме Северного
моря могут растянуться на годы и столетия….
— Расскажите мне об острове, Херри.
— О, это длинная история. Под нами сейчас весь
пятнадцатый век, вы понимаете? Страшное наводнение 1499 года, оно погребло под
собой всю эту провинцию. Дамбы и дюны оказались бессильными сдержать стихию. В
течение одной ночи погибло десять тысяч человек. Лукас тоже был среди погибших.
Так говорят, потому что после этого наводнения его никто и никогда не видел. Я
спрятала подбородок в воротник куртки: наш утлый катер болтался в черной дыре
моря, а под его днищем покоились разъеденные водой и моллюсками кладбища
городов. Есть от чего прийти в уныние.
