— Ты что-то знаешь.
— Что?
— Это ведь не просто так?
— Тебе виднее, — в отличие от Жаика я не была
рядом с Лехой три года.
— Почему она так на тебя похожа? — неожиданно
спросил он и кивнул в сторону картины.
— Вопрос к автору.
Пока Жаик соображал, что же мне ответить, в кабинет вошли
двое — Андрей с низким стаканом коньяка и Владимир Михайлович Юхно, директор
охранного предприятия “Орел”. Судя по сосредоточенному выражению лица, Юхно уже
был введен в курс дела. Он сразу же присел перед телом Лехи и пощупал пульс на
шее — точно так же, как это сделал Жаик несколько минут назад.
— Он мертв, — сказал казах. Он повторял это слово
с разными интонациями, он так до конца и не смог поверить в реальность
происходящего.
— Вижу. Что здесь произошло?
— Не знаю. Около пятидесяти минут назад он вошел в дом.
Я остался на террасе.
— И больше никого в доме не было?
— Она, — Жаик кивнул в мою сторону. Юхно с
любопытством охотника за головами взглянул на меня.
— Это правда?
— Да. Я зашла переодеть платье, — коньяк,
принесенный Андреем, вернул мне способность соображать. — Маленькая
неприятность, меня облили пуншем.
— И что дальше? — Неужели это он целовал мне руку
совсем недавно? После подобного тона остается только снять отпечатки пальцев и
сфотографироваться анфас и в профиль.
— Я переоделась.
— Пятьдесят минут переодевались?
— Переодевалась. Потом подправила макияж. Люблю чистить
перышки…
Интуиция подсказывала мне, что не стоит потчевать серьезных
дядей своей полудетской историей о закрытой двери. Во-первых, мне никто не
поверит; во-вторых, никто, кроме Лехи, не сможет подтвердить, что она была
закрыта. А Леха мертв, и бесполезно взывать к нему. И, наконец, в-третьих: мое
вынужденное тридцатипятиминутное заточение выглядит непонятно. А непонятного и
так хватает.
— Ну, хорошо, — Юхно оставил меня в покое и
обратился к Жаику:
— Что скажешь?
— Она ни при чем, — со вздохом произнес он. —
Может быть, она и была последней, кто видел хозяина живым. Но она ни при чем.
— Аргументы. — Очевидно, в прошлом господин Юхно
имел отношение к правоохранительным органам. Жаик подвел Юхно к окну и постучал
по стеклу:
— Пуленепробиваемое и к тому же закрыто наглухо. А чтобы
зайти в кабинет, нам пришлось высаживать дверь.
— Она была заперта изнутри?
— В том-то и дело, что нет. Она вообще не запиралась.
Хозяин придвинул к двери конторку. Так что нам пришлось приложить усилия…
— Давай-ка его перевернем.
Вдвоем они перевернули тело Лехи и несколько минут изучали
его. Я знала, что они не найдут никаких следов насильственной смерти. И они не
нашли.
— Как вы думаете, что случилось?
— Не знаю, — Юхно доскреб подбородок. —
Вскрытие покажет. Во всяком случае, на убийство или самоубийство это не похоже.
— Я тоже так думаю.
— А почему он голый? — спросил вдруг Юхно.
— А почему он заставил дверь конторкой? —
огрызнулся Жаик, прикрывая тело хозяина одеждой. Она валялась тут же, на полу.
Это была поэтическая вольность, отход от сценария смерти в
Жекиной квартире: вещей Быкадорова так и не нашли. Я вдруг подумала о том, что
мертвый Быкадоров все-таки переиграл мертвого Леху Титова — он оставил на одну
загадку больше…
— Ничего не понимаю, — продолжал строгим голосом
причитать Юхно. — Впервые с таким сталкиваюсь.
— Не вы один, — заметил Жаик.
— В странной позе он лежит… — наконец-то трезвый взгляд
Владимира Николаевича Юхно остановился на картине. — Он как будто хотел до
нее дотянуться.
— Вот именно.
— Хотел бы я знать, что здесь произошло.
— Я тоже, — снова откликнулся Жаик. — Только
она не скажет.
Дева Мария взирала на происходящее с надменным безразличием
дорогой проститутки. Да и была ли она Девой Марией, пронзила меня внезапная
мысль. Кто был моделью Лукаса ван Остреа? И какие тайны — страшные или совсем
невинные — хранила эта женщина? Может быть, пять веков назад она убила своего
ребенка? Или своего любовника? Или своего престарелого отца?.. Кто бы она ни
была, она знала толк в убийстве. В убийстве и любви…
— Вы похожи, — господин Юхно оторвался от картины
и снова уставился на меня. — Поразительное сходство. Даже оторопь берет.
— Она что-то знает, — снова повторил Жаик.
— Картина или девушка?
— И та, и другая, — ответил казах, и я снова
подивилась его проницательности.
— Он говорит правду, Катя? — мягко спросил Юхно.
Он менял маски злого и доброго следователя с мастерством фокусника.
— Конечно, нет, — я подивилась собственному
спокойствию.
— Но, согласитесь, не может же абсолютно здоровый
человек отдать богу душу при таких экстравагантных обстоятельствах.
— Не знаю. Я была наверху, переодевалась… Потом
спустилась и прошла к заливу. Я же видела вас, Владимир Михайлович…
— Я помню.
— Я искала Алексея… Вернулась в дом и спросила у его
телохранителя…
— Она спросила, не видел ли я хозяина, — мрачно
подтвердил казах. — Хотя прекрасно знала, что он в доме.
— Я? Я понятия не имела, что он вернулся в дом…
— Так уж не имели?
— Она лжет, — неожиданно заявил Жаик. К этому
новому повороту сюжета я оказалась не готова. Похоже, я присутствую на финале
драмы, которая разыгралась без меня.
— Лжет? — удивился Юхно.
— Мы вместе пришли. Я и хозяин. Он сказал мне: “Мы
скоро придем”. Мы. Он имел в виду себя и ее, — Жаик кивнул на меня. —
Перед тем, как зайти в дом, он с кем-то говорил по телефону. И сказал: “Извини,
меня ждут”. Она была в доме, и она ждала.
Все его слова, все его несостоятельные свидетели обвинения
отскакивали от меня, как горох от стенки.
— Вы дурак, Жаик, — с нажимом произнесла я. От
собственной безнаказанности у меня зазвенело в голове. — Может быть, вы
хороший охранник, в чем я сильно сомневаюсь…
Жаик двинулся в мою сторону, но Юхно остановил его.
— Пусть продолжает.
— Может быть, вы хороший охранник, но как аналитик
никуда не годитесь. Даже если все, о чем вы здесь поведали, — правда, это
не объясняет главного.
— Чего, интересно?
— Его смерти. Ведь нет никаких следов насилия, правда?
И дверь была заставлена изнутри. И окно не открывалось. Когда он умер, рядом с
ним не было никого.
