— О чем ты все время думаешь? — Снегирь снова
подтолкнул меня под локоть. — Идем. Следующий лот наш.
Я мысленно выругалась: из-за дурацких воспоминаний о Титове
я напрочь забыла, зачем мы здесь. “Всадники Апокалипсиса”, вот что бесспорно,
вот что никогда мне не изменит. Мы с Лаврухой ворвались в зал в самый последний
момент и едва не пропустили ритуал заявки лота. Стоящий за изящной конторкой
жрец от искусства хорошо поставленным голосом представил нашу доску. И только
теперь я оценила красоту и торжественность момента. Слова плыли в пространстве,
сталкиваясь друг с другом и удачно друг друга дополняя: картина “Всадники
Апокалипсиса”…. Пятнадцатый век… дерево, масло… Нидерланды… Лукас ван Остреа по
прозвищу Устрица… Первоначальная цена…
Я видела сотовые телефоны в руках агентов, таблички с
номерами, напряженно склонившиеся головы, бычьи затылки и бычьи лбы участников
торжища. Только Титова не было среди них. Первыми сошли с дистанции расчетливые
иностранцы: имя Лукаса Устрицы было вовсе не тем именем, ради которого стоило
раздеваться до трусов. А после третьей перебивки цены отпали основные
претенденты из числа крупных коллекционеров: слишком высоки были ставки. Планку
пытались удержать только двое: стареющий холеный банкир (его лицо периодически
мелькало на страницах деловых газет) и молодой бизнесмен, темная лошадка из
газонефтяного стойла. Их торг был по-настоящему красив, а интрига закручена до
предела. Наблюдая за ними, я забыла обо всем. Банкир повышал цену осторожно,
цепляясь зубами за каждую лишнюю сотню; бизнесмен пытался сломить сопротивление
противника лихими кавалерийскими наскоками. Общими усилиями они преодолели
рубеж в один миллион, и зал затаил дыхание.
— Старый хрыч его обставит, вот увидишь, — жарко
прошептал мне на ухо Лавруха.
— Свалится. Уж больно прижимист, — я была всецело
на стороне молодого ретивого жеребца. Широта его души увеличивала мои и без
того фантастические комиссионные.
— Ничего. Курочка по зернышку клюет, — Лавруха
проявил завидную проницательность, которую я оценила много позже. — Парнишка
не стайер, салага, помяни мое слово…
Я обвела глазами зал и сразу же выхватила из толпы
Херри-боя. От него исходили токи ненависти и полуобморочного желания обладать
картиной. Волосы Херри-боя слиплись и намертво приклеились к черепу, кадык
поршнем ходил в узком кожухе шеи, а глаза пожирали недосягаемых “Всадников”,
выставленных на подиуме.
Если бы Херри-бой родился в России, то в его душе сейчас
звучали бы такты “Прощания славянки”. Через несколько минут картина уйдет с
молотка, и ты больше никогда не увидишь ее, бедняжка Херри-бой.
Глухим расслабленным голосом банкир накинул еще пару сотен,
и молодой человек неожиданно сломался, притих и покинул поле боя. Выездка и
конкур были закончены для него навсегда. Аукционный жрец два раза ударил
молоточком и снова занес его для третьего удара. И тут случилось невероятное:
никому не известная серая личность с последнего ряда подняла свою табличку. И
предложила сумму, на сто тысяч превышающую последнюю цену. Лицо банкира
неожиданно превратилось в маску гнева: морщины на его лбу пошли волнами, а
крылья носа раздулись, как паруса какой-нибудь фелюги; я даже испугалась, что
старика хватит апоплексический удар. Он так и не смог перебить цену, заявленную
серой личностью с последнего ряда. Видит око, да зуб неймет.
Молоток в третий раз опустился на головы несчастных
соискателей.
Картина ушла, а мы с Лаврухой в одно мгновение стали
богатыми. И зайцами проскочили в никогда не принадлежавший нам хай-класс.
— Красиво сработано, — выдохнул Лавруха, вытирая
галстуком вспотевший лоб. — Беспроигрышная тактика…
— Ты о ком?
— О нынешнем владельце… Дождался критического момента и
саданул старому хрычу прямо в яйца. Но для такой тактики нужно иметь железные
нервы и быть профессионалом экстра-класса. Аукционным игроком. Похоже, что он
работает на кого-то, не для себя покупает…
— Все-то ты знаешь, Снегирь!
— А ты смотри и учись. Такие игры, между прочим, тоже
входят в систему профессиональной подготовки галерейщиков.
Я с удивлением уставилась на Лавруху. Я и подумать не могла,
что Снегирь обладает такими познаниями в аукционных играх.
— Ну, что варежку разинула, миллионерша? —
подмигнул мне Снегирь.
— Я даже не знала, что ты у нас такой крупный
специалист.
— Ты еще многого обо мне не знаешь. Идем, шампанского
на радостях выпьем.
В холле Снегирь продолжил свою лекцию.
— Это же чистой воды психология, Кэт. Парень —
физиономист от бога, да еще, наверное, с хорошим образованием. Наблюдает за
участниками торгов, выжидает момент. Ясно, что повышать ставки до бесконечности
никто не в состоянии. И максимальная сумма всегда прочитывается на чьей-то
алчной роже.
— Ты думаешь?
— Уверен. Когда предел наступает, игрока всегда что-то
выдает.
— Как он мог увидеть, он же сидел на последнем ряду…
— Ты заметила, что у него был сотовый? Наверняка кто-то
из команды сидел неподалеку от банкира с таким же телефоном. Или хозяин…
— Это только твои предположения, Лавруха.
— Не лишенные оснований предположения.
Я несколько секунд разглядывала Снегиря. В нем ровным счетом
ничего не изменилось: та же потешная рожа, те же толстые губы и не поддающаяся
никаким бритвам поросячья щетина. Те же круглые и блестящие птичьи глаза
(Лаврухина внешность всегда старалась соответствовать фамилии). Ничего не
изменилось, и изменилось все. Я бросилась Лаврухе на шею, с трудом подавив
торжествующий крик.
— Ты чего, Кэт?
— У нас все получилось, Лаврентий! Мы провернули это
дельце, и мы богаты! Ты хоть это понимаешь?
— Если честно — нет. Пока не возьму их в руки, наши
денежки, ничему не поверю… Кстати, когда мы их получим?
— Не сегодня и не в ближайшую неделю. Ты же знаешь,
есть еще куча формальностей… Да и вряд ли тебе кто-то выдаст наличными такую
сумму. Вычтут налоги, откроют счет, переведут в банк…
— Лучше заграничный. Швейцарский.
— Хотелось бы.
— Наконец-то я доберусь до Италии…
— А на рождественские каникулы сгоняем в Париж, —
поддержала Лавруху я. — Возьмем Жеку, двойняшек и поедем… И еще в
Барселону: мечтаю увидеть дома Гауди
[17]
. И весь остальной мир
тоже…
Мы сразу же покинули аукцион, свободные и независимые
молодые люди, и уже в дверях гостиницы столкнулись с Херри-боем. Он потерянно
стоял у кадки с экзотическим деревцем и курил (я еще ни разу не видела, чтобы
он курил).
— Ну, уважаемый, вот все и закончилось, — сказал
Лавруха.
