Херри-бой страшно покраснел: было видно, что никаких дел с
женщинами он не имеет — даже с публичными.
Кроме того, Херри-бой оказался довольно прижимист, самое
большее, что я могла из него выдоить — посещение “Макдоналдса” с обязательной
лекцией к кока-коле. Лекция была прочитана в свойственной Херри-бою
заунывно-патетической манере и сводилась к тому, что картины должны жить в
странах, в которых были написаны. Только так можно сохранить экологию этих
стран. Так и не дождавшись от Херри-боя обещанного чизбургера, я посоветовала
ему обратиться с такой революционной идеей в местное отделение “Гринписа”.
А за три дня до аукциона появился человек, который заставил
меня напрочь забыть и о Херри-бое, и о “Всадниках”, и обо всем остальном.
Человека звали Алексей Титов.
Он подъехал к галерее на роскошном представительском
“Мерседесе” с двумя джипами охраны. Я даже струхнула, когда дюжие молодчики оккупировали
галерею. Но вместо слов: “Это ограбление. Всем лечь на пол”, их главарь,
низкорослый сухонький азиат, произнес тривиальное: “Добрый день”. После этого
появился сам Алексей Титов, милый молодой человек с лицом проектировщика
финансовых пирамид. И тем не менее это лицо показалось мне смутно знакомым.
— Добрый день, — продублировал он свою собственную
охрану. — Где она?
— Кто? — опешила я.
— Картина, которую вы продаете. Говорят, она стоит
бешеных денег.
— Таких бешеных, что ни один противостолбнячный укол
вам не поможет, — я терпеть не могла финансовые пирамиды, моя родная тетка
пала их жертвой перед самой смертью.
Милый молодой человек посмотрел на меня с одобрением.
— А вы забавная штучка, как я посмотрю, — сыто
хохотнул он. — Давайте знакомиться. Меня зовут Алексей Титов. Вам
что-нибудь говорит это имя?
— Космонавт, что ли?
— Космонавта звали Герман, — терпеливо пояснил
Титов. — А меня зовут Алексей Алексеевич. Хочу купить у вас картину.
— Аукцион будет через два дня.
— Никаких аукционов. Беру не глядя.
— Вы коллекционер? — это был праздный вопрос: даже
пуговицы на пиджаке выдавали в нем нувориша, поднявшегося в 1991 году на
поставках цитрусовых.
— Возможно.
Все ясно, если ты что-то и коллекционируешь, так это не
праведные денежки и заказы на устранение конкурентов.
— Боюсь, наша картина вам не по карману, —
подначила я Титова, не подозревая, что наношу ему личное оскорбление.
— Сколько?
— Миллион двести долларов, — зажмурившись,
выпалила я: Лавруха бы мной гордился.
— Вам чек или наличные? — осведомился чертов
нувориш.
— Миллион двести — это начальная цена. Возможно, кто-то
предложит больше.
— А вы сами что предложите?
— Могу предложить кофе, — ляпнула я. — Растворимый.
— Валяйте растворимый, — он посмотрел на меня с
интересом.
Этот интерес касался меня самой — моих рыжих волос, Жекиного
асексуального костюмчика, с которым я почти сроднилась, и туфель на шпильках,
нестерпимо натиравших ноги.
— Как вас зовут? — наконец-то удосужился
поинтересоваться он.
— Екатерина Мстиславовна.
— Отчество, я думаю, мы опустим. А все остальное меня
устраивает. Что вы делаете сегодня вечером?
— Ничего не выйдет. Картина не продается до
аукциона, — опыт последних дней подсказывал мне: держи глухую оборону,
даже если твои псевдовоздыхатели и охотники за картиной по совместительству
предложат тебе недельный тур на Мартинику.
— Оставим картину, — в голосе Титова проскочили
нотки нетерпения. — Что вы делаете сегодня вечером?
— Хотите предложить мне казино? Или ночной клуб со
стрип-шоу?
— Сегодня в Капелле грузинские духовные песнопения. Не
составите компанию?
Я прикусила язык: неудачный пассаж о стрип-шоу показал, что
дешевкой выгляжу я, а не он. Так ничего и не ответив на его приглашение, я
отправилась в кабинет, повернула ключ в замке и уставилась на себя в зеркало.
Я не проделывала подобного со времен Быкадорова.
Вернувшись в зал с подносом, я уселась против молодого
человека, даже не одернув юбку.
Я не проделывала подобного со времен Быкадорова.
— Так как? — снова спросил у меня Алексей
Алексеевич Титов, шумно прихлебнув эрзац из чашки. — Или грузинские
духовные песнопения вас не вдохновляют?
— Не знаю, — искренне призналась я.
— Ансамбль “Рустави” и Смешанный хор Сионского
кафедрального патриаршего собора. Кофе у вас отвратительный. Настоящая бурда.
Его безразлично-оскорбительный тон задел меня. Я была мелкой
сошкой в дешевеньком костюмчике, а он — хозяином жизни с полным боекомплектом
охраны. И ему было плевать, где именно залезть под юбку понравившейся ему
случайной женщины: в ночном клубе или в Сионском кафедральном патриаршем
соборе.
— А вы, смотрю я, потомственный дворянин. И ваши предки
владели собственной яхтой уже во времена всемирного потопа.
— Возможно. О вас такого не скажешь.
Конечно, я была не только мелкой сошкой, но и строптивой
владелицей второсортной галерейки, запруженной керамическими козлами. Лишь
благодаря фантастическому стечению обстоятельств строптивая владелица оказалась
причастной к сотням тысяч долларов. И она сделала то, что обычно проделывал
Пупик, если ему что-то не нравилось. Пупий Саллюстий Муциан гадил в ботинки. Я
такой счастливой возможности была лишена напрочь и потому плеснула остывший
кофе прямо в холеную морду Алексея Алексеевича Титова. Дюжие молодчики из
охраны схватились за полы пиджаков, но Титов властным жестом пресек их
служебное рвение. Он с достоинством вынул из кармана носовой платок, протер им
лицо и непоправимо испорченную сорочку. И, не говоря ни слова, поднялся со
стула.
— Кофе действительно отвратительный. Настоящая
бурда, — бросила я вслед ему и наконец-то одернула юбку.
Пошел ты!..
На пороге Алексей Алексеевич остановился, повернулся ко мне
и обезоруживающе улыбнулся.
— Жду вас без пяти семь у Капеллы.
…Остаток рабочего дня я провела в библиотеке имени Л.Н.
Толстого на Шестой линии. Проштудировав годовые подписки “Коммерсанта”,
“Делового Петербурга”, а также — на всякий случай — некоторые криминальные
издания и газету “Вне закона”, я оказалась подкована на все четыре конечности.
И теперь знала об Алексее Алексеевиче Титове гораздо больше, чем любая из его
девочек по вызову, не говоря уже о стационарных любовницах.
Он владел крупнейшей топливной компанией в регионе,
разветвленной сетью бензоколонок и не менее разветвленной сетью супермаркетов.
О таких мелочах, как ресторан и два казино, даже неловко было упоминать.
