– Разумеется, ты хочешь это слышать! Я же вижу, как ты побледнела. Полин, для своих лет ты выглядишь великолепно. Еще бы – владелица крупного концерна, миллионерша, почти что миллардерша. Твоя дочка выходит замуж за будущего президента страны.
Платон грязно хихикнул:
– Мне есть что порассказать о тебе американским таблоидам, Полина. Если я заявлю, что ты сама сделала так, чтобы арестовали Славко, так как спала со мной, то мне поверят! Будет дикий скандал, за тобой начнут охотиться длинноволосые журналюги, поджидать тебя у дома в надежде сделать снимок и продать его подороже, и карьере сенатора Фицджеральда, женатого на дочери мерзопакостной блудливой старухи Полины Трбоевич, придет конец! Никто не захочет избрать президентом человека, чья жена является дочкой убийцы и шлюхи. И я сделаю это, Полина! Сделаю, зная, что это угробит и меня самого. И знаешь, почему я решусь на такой поступок?
Полина отшатнулась от Платона – столько яда было в его словах, столько адского пламени во взгляде. Для всех гостей они были приятной пожилой парой, которая мило беседовала друг с другом, но Полина понимала, что на самом деле это схватка – причем схватка не на жизнь, а на смерть.
– Я любил тебя, Полина! – произнес Платон, чье лицо исказилось, словно от боли. – Я люблю тебя до сих пор! Но ты предала меня дважды – в первый раз, когда обещала выйти за меня замуж, а сама предпочла оказаться в сумасшедшем доме: ну конечно, ты полюбила это ничтожество Славко. И второй раз – когда вышла замуж за этого жалкого извращенца-пианиста.
Платон в возбуждении схватил Полину сухими пальцами, больше похожими на птичьи когти. Ногти впились в ее кожу, Полина приглушенно вскрикнула. На них стали оборачиваться.
– Я люблю тебя, Полина! – говорил Платон. – Еще не поздно – стань моей! Я так и не женился в надежде когда-нибудь заполучить тебя. Мы можем быть вместе!
Платон сошел с ума, подумала Полина. Он рехнулся, причем очень давно – возможно, еще в далеком 1914 году, когда она предпочла ему Славко.
– Мне доставляло наслаждение вести процессы, – произнес Платон истерично. Милый пожилой господин исчез, уступив место старику-идиоту, готовому на все. – Враги народа должны быть наказаны! Товарищ Сталин был доволен моей работой! Но теперь другие времена, у власти находятся ничтожества, трусы и взяточники. Отправляя врагов народа на смерть, я пытался заглушить боль – боль по тебе, Полина!
– Платон! – вырывая руку из его цепких пальцев, произнесла Полина. – Ты сам виноват в том, что делал. Ты, и только ты, несешь ответственность за ужасные преступления. Ты намеренно обрекал несчастных на смерть, удовлетворяя свои низменные инстинкты.
– Это ты виновата! – крикнул Платон. Их беседа по-русски привлекла всеобщее внимание. Хозяйка дома испуганно смотрела на Полину, не зная, что предпринять – взбешенный советский представитель при ООН внушал ей страх. – Ты виновата, Полина! Ты, дрянь, могла бы стать моей, и тогда бы я не превратился в чудовище! Но ты, гордая сука, предпочла предать родину, вышла замуж за чертового педика, убила своего сына – и все ради чего? Ради своего муженька Славко? Ради себя! Ты все и всегда делала ради себя – ты, тщеславная, эгоистичная стерва!
Полина закрыла глаза. Платон безумен. И он готов уничтожить ее. Уничтожить вместе с ней Кэтрин и Алека.
– Знаешь, что я сделал с твоим Славко? Я застрелил его! Разрядил в него всю обойму! Он лежал на полу, весь в крови и соплях, и умолял меня о пощаде. Он предлагал мне тебя, Полина! Он хотел купить свою дешевую жизнь ценой твоей жизни!
Платон стал похож на бешеного тигра, изо рта текла слюна, тщательно уложенные волосы растрепались.
– Я убил твоего Славко! Убил с наслаждением! Но ты все равно не стала моей, Полина! Будь ты проклята! Будь ты проклята навечно! Ты разрушила мою жизнь и мою судьбу! Ты сделала меня убийцей! Я уничтожу тебя, и твою дочь, и ее сенатора! Я убью тебя! Я...
Платон схватил с подноса оцепеневшего официанта бокал с шампанским, выплеснул его содержимое на платье Полины. Хрусталь треснул в его пальцах, побежала алая кровь.
– Я убью тебя! – Платон шагнул к Полине, держа в руке острые осколки. – Как убил Славко! Почему ты не стала моей, Полина? Мы были бы так счастливы...
Он шумно втянул воздух, по лицу пробежала судорога. Затем Платон Крещинский, представитель СССР при ООН, бывший генеральный прокурор страны, генерал в отставке, дважды Герой Советского Союза, кавалер множества отечественных и зарубежных орденов, неуклюже попятился и повалился навзничь.
Некоторые из дам закричали, Полина склонилась над Платоном. Прозрачные слюни текли из его рта, Крещинский таращил на нее стекленеющие глаза и шептал:
– Ты будешь моей... Я люблю тебя... Полина, мы бы могли быть так счастливы... Так счастливы... Могли бы... Могли... Могли...
Рука с зажатыми осколками бессильно взметнулась в воздух, затем снова упала на персидский ковер, закапала кровь. Голова Платона свернулась набок, нога, согнутая в колене, медленно распрямилась.
– Пропустите, я врач! – К Платону приблизился один из гостей. Он осмотрел Крещинского, разорвал у него на груди фрак, перламутровые пуговицы брызнули в разные стороны. Обнажилась впалая старческая обвислая грудь, поросшая седыми волосами. Врач начал делать непрямой массаж сердца, пытался оживить Платона при помощи искусственного дыхания.
Один раз Полине показалось, что Платон вздохнул и пошевелился. Прошло пятнадцать минут. Наконец в гостиную вошли медики, вызванные в особняк. Они осмотрели Платона, один из реаниматоров взглянул на Полину, а затем на хозяев дома.
– Он умер. Я думаю, у него случился обширный инфаркт. Ему была оказана квалифицированная медицинская помощь, но это не помогло. Неудивительно – старику явно за семьдесят.
– Время смерти – двадцать часов двенадцать минут, – сказал кто-то. Двенадцать! Предсказание цыгана, о котором она уже успела забыть!
Полина посмотрела на мертвого Платона. Умереть на полу чужой гостиной вдалеке от родной страны... Платон признался, что убил Славко. Говорил ли он правду или пытался причинить ей страдания?
– Миссис Трбоевич, прошу вас, вам необходимо прилечь. – К ней ринулся хозяин дома.
Полина покачала головой:
– Со мной все в порядке.
Хозяин дома, бросив взгляд на Платона, которого укладывали на носилки, произнес со светским небрежением:
– Вы его знали? Я имею в виду покойного? Он так разошелся во время разговора с вами, что спровоцировал инфаркт.
Его гложет любопытство – о чем же мы говорили, подумала Полина.
– Господин Крещинский пытался нагнать прошлое, – сказала она с горечью. – Платоша так и не понял, что это невозможно. Мне очень, очень жаль... Мне очень жаль, – сказала Полина еще раз, видя, как носилки с Платоном, прикрытым сверху простыней, понесли из гостиной. Значит, он любил ее. Или ненавидел. Скорее всего, и то, и другое. Поэтому и умер.