Их страха он не понимал: ему виделся короткий и узкий путь к их спасению, как мостик в ломающемся льду, который надо пробежать как можно скорее, пока не поздно!
Плача и причитая, женщины стали напяливать накидки, закутывать детей; бестолково снуя по дому, они хватали то одно, то другое, снова роняли, пытались что-то свернуть и завязать непослушными руками, натыкались друг на друга. Иные цеплялись за мужей, все не веря, что сейчас приходится расстаться навсегда, уйти и оставить мужа на верную гибель. Сигрид, вдова Ранда Башмака, столбом стояла у стены, мертвой хваткой прижав к себе своего полуторамесячного младенца и пустыми глазами глядя в пространство. Старая Гуннхильд толкнула ее на ходу, пытаясь пробудить от оцепенения и заставить собираться, но Сигрид ничего не замечала. Смерть, за морем сожравшая ее мужа, в том же самом обличье пришла за сыном, за новым Рандом, за последним и драгоценнейшим сокровищем ее жизни!
– Дымом! Пахнет дымом! Мы горим! – кричал кто-то, и все уже ощущали слабый запах дыма, ползущий снаружи.
Из дверей гридницы показалась Тюра; в одной руке она тащила большой узел, в другой Кайю. Девочка ревела. Сзади ее подталкивала Аста, тоже с узлом и котелком, хмурая и сосредоточенная.
– Подожди! – Хагир взял Тюру за локоть. – Где мой кубок, что я привез? Дракон Памяти?
– Там, в сундуке. – Тюра кивнула на гридницу.
– А ключ?
– У нее.
Хагир глянул на Бьярту и понял, что требовать от нее ключа бесполезно. Тогда он схватил с лавки секиру и ушел в гридницу. Вскоре он вернулся с Драконом Памяти.
– Возьми! – Он сунул кубок в руке Тюре. – Спрячь как следует. Не знаю, но, может быть, вы и вырветесь. Если сможешь, постарайся, чтобы кубок попал к моей сестре Борглинде. Она замужем за Дагом сыном Хельги и живет на восточном побережье, в усадьбе Тингваль. Там рядом поле тинга. Постарайся! Он должен к ней попасть!
– Да, да, я постараюсь! – Тюра вытащила из узла какую-то рубаху и стала заворачивать в нее кубок. – Может быть…
Она понятия не имела, что будет с ней самой и как она доберется в такую даль, даже если избавится от Вебранда. Но это было все, что она сейчас могла сделать для Хагира, и она пообещала.
Засунутый в узел Дракон Памяти глухо звякнул еще о какой-то металлический предмет. Старый бронзовый котелок на трех овечьих копытцах тоже находился в том узле. Тюра почти бессознательно выбрала его среди всех домашних пожитков. Почему-то он казался ей более драгоценной вещью, чем все серебряные кубки, привезенные мужчинами из похода. Старый котелок сотни лет копил тепло домашнего очага и той кашки, которой выкармливались поколения и поколения героев. Перед лицом гибели Тюра безотчетно стремилась унести и сберечь его, сохранить в нем дух живого дома. Так в Века Великанов женщины хранили в священных сосудах негаснущие угольки, сохраняя тепло и жизнь рода сквозь темные ночи и холодные зимы…
Старая Гуннхильд пыталась напялить накидку на Бьярту, но та отталкивала старуху и кричала:
– Уйди! Оставьте меня! Я не пойду! Я умру! Я лучше умру с ним, я не буду… Отстань! Уйдите от меня!
Хагир схватил ее за руку, сильно сжал и встряхнул:
– Замолчи! Ты помнишь, что у тебя двое детей? Других уже не будет! Позаботься хотя бы об этих! Другого хозяина теперь нет! Ты слышишь?
Бьярта смотрела на него безумными блестящими глазами и тянула на себя свою руку.
– Иди! – Хагир толкнул ее к двери. – Где Коль? Его выпустят, он еще мал! Стормунда уже не поднять, за него надо мстить! Береги сына – он это сделает, когда вырастет! А ты позаботься о нем, и хватит причитать!
Эгдир вытолкнул вперед Коля; в руках воспитатель держал длинный нож, отобранный у мальчика только что, судя по его обиженному и насупленному лицу.
– С оружием не выпустят! – сказал ему Хагир. – Через два года ты получишь право мстить,
[4]
а этот долг на тебе уже теперь! Ты понял? Ты должен вырасти и справиться с делом как следует, а не делать детских глупостей сейчас! Иди и слушайся Тюру, понял! В ближайшие два года она лучше знает, что тебе делать! Ты понял?
Он присел на корточки перед мальчиком, взял его за плечи и тряхнул. Коль зажмурился: смотреть в лицо Хагиру было страшно. Черты его ожесточились, глаза остро блестели и пронзали насквозь. Взгляд казался напряженным и отстраненным, как будто Хагир, глядя на Коля, в то же время внутренним взором держит что-то совсем другое. Он уже вступил на ту дорогу, куда они с ним не пойдут.
– Иди! – Хагир поднялся на ноги и толкнул Коля к дверям. – Помни, что я тебе сказал!
Тюра не отрывала от него глаз; одной рукой она прижимала к себе руку ревущей Кайи, а второй держалась за горло, будто пытаясь разгладить давящую судорогу. Она знала, что видит Хагира в последний раз. Эта яростная обреченность была открытым приговором судьбы. Он совершит великий подвиг, он убьет Вебранда, но за этот подвиг заплатит жизнью и никогда, никогда им больше не увидеться на земле. В ее груди колом стояла острая боль и не давала вдохнуть. Все кончилось: усадьба Березняк, род Стормунда Ершистого, их недолгое благополучие. Она не жалела о доме, в котором прожила почти пять лет: бревна и дерновая крыша не много значат без людей. Хагир был последней опорой этого дома; дом устоял бы с ним и без Стормунда, но без Хагира все рухнет, все. И напрасно он пытается спасти их, женщин и детей: без него они не смогут жить, они рассыпятся в пыль, как шелуха, что остается на земле, когда самого ствола уже нет.
А Хагир уже откинул засов, и тяжелое кованое железо в его руках сейчас казалось не тяжелее соломы. Он распахнул дверь, и кто-то из граннов отскочил от нее назад. Хагир встретил взгляд Вебранда – тот стоял в пяти шагах перед дверью.
– Я выпускаю женщин, – почти спокойно произнес Хагир, остро и непримиримо глядя прямо в глаза своему врагу. – Но если с ними что-нибудь случится, я клянусь, что приду к тебе из мертвых миров не хуже, чем твой старый волк.
Вебранд задержал взгляд на его лице и медленно кивнул. Сейчас в его чертах не было и следа прежнего злобного ехидства: в Хагире он увидел достойного противника и верил, что это не пустая угроза.
Тюра первой шагнула за порог, ведя за руку Кайю и прислушиваясь, идут ли за ней Аста и Коль. Она хотела обернуться, но не смела; прямо перед ней, как волчья стая, стояли гранны. Ей было жутко видеть их, как восставших мертвецов, но она не могла оторвать от них глаз. Каждый шаг давался ей с усилием, земля знакомого двора казалась ненадежной, как весенний лед: еще шаг – и в пропасть. Это был совсем не тот двор, к которому она так привыкла, совсем не то пространство, что она пересекала по двадцать раз на дню, а чужое и страшное – часть мира мертвых. Мертвые, темными грудами лежащие здесь и там, захватили землю и не отдадут.
Немолодой, плотный, седоватый вождь с широким носом стоял впереди граннов, положив руки на пояс и пристально рассматривая выходящих. Это Вебранд Серый Зуб. Тюра легко узнала человека, о котором столько слышала.
