— Мне бы не хотелось, чтобы мой день рождения приходился на середину зимы. Не хотелось бы родиться на Рождество, — сказала Люси.
— Почему?
— Ну, во-первых, получишь всего один подарок. А еще в это время темно, мрачно, погода плохая.
— А когда у тебя день рождения?
— В июле. Это гораздо лучше. Правда, в это время еще не наступают каникулы.
— Но все же это лето.
— Да.
Оскар задумался, потом сказал:
— На самом деле, я думаю, Христос родился не зимой. Скорее всего, весной.
— Да? Почему?
— Пастухи пасли свои стада, а это значит, было время, когда овцы ягнятся. Пастухи остерегались волков, которые нападали на ягнят. И еще, по свидетельству науки, именно в это время две тысячи лет тому назад наблюдалась необыкновенно яркая звезда.
— Почему же в таком случае мы не отмечаем Рождество весной?
— Думаю, ранние христиане были весьма изобретательны. Они просто приспосабливали то, что им доставалось от язычников, для себя. А зимнее солнцестояние, самый короткий день в году, во все времена отмечался празднествами. Мне кажется, чтобы порадовать себя, первые христиане устраивали развлечения: палили огонь, пировали, зажигали свечи, украшали жилища омелой, пекли пироги. — Оскар улыбнулся. — Пьянствовали, предавались любовным утехам.
— Значит, они просто-напросто позаимствовали этот праздник?
— Вроде того.
— И что-то к нему добавили.
— Свою веру в Сына Божия.
— Понимаю. — Люси подумала, что они действовали весьма разумно. — А рождественские елки?
— Елки пришли из Германии. Их завез Альберт, принц-консорт, супруг королевы Виктории.
— А индейки?
— Индейки — из Америки. До этого традиционным блюдом был гусь.
— А рождественские гимны?
— Их сочиняли испокон веков и сейчас сочиняют.
— А святочные хождения из дома в дом? Что это означает? Никогда не понимала.
— Да ничего особенного. Просто повод выпить. Пили в основном эль, приправленный пряностями.
— А чулки?
— Даже не знаю, когда и откуда пришел этот обычай.
Люси помолчала, потом спросила:
— Вы любите Рождество?
— Отчасти, — сдержанно сказал Оскар.
— А я не слишком его люблю. Вокруг него всегда столько разговоров, что потом наступает какое-то… разочарование.
— Из чего следует, что никогда не стоит ожидать слишком многого.
Высоко над их головами церковные часы пробили половину третьего. Отдаленный, мелодичный, глуховатый звон курантов.
— Кажется, мы засиделись, — сказал Оскар.
Люси ничего не ответила. В церкви царило безмолвие. Откуда-то издалека проникали звуки: проехал автомобиль; кого-то позвал мужской голос; в вышине, над куполом, пронзительно кричала морская чайка. Люси посмотрела вверх и впервые заметила неброские фонари, установленные в выступе резного каменного карниза. Сейчас они не были зажжены, поэтому она их не сразу увидела.
Она сказала:
— Должно быть, очень красиво, когда эти фонари горят. Они как прожекторы, как солнечный свет, сияющий на голубом потолке.
— Думаю, их зажгут в воскресенье, к утренней службе.
— Вот бы посмотреть.
— Если хочешь, это можно сделать, — негромко сказал Оскар и поднялся со скамьи. — Идем. Мы ведь собирались погулять. Нам надо дойти до побережья, пока не начало темнеть.
11
КЭРРИ
Оскар, Люси и Горацио ушли гулять. Тяжелая парадная дверь со стуком захлопнулась за ними. Кэрри с Элфридой сидели за кухонным столом и улыбались друг другу. Они давно не виделись и теперь наслаждались своим покойным уединением.
Кэрри сказала:
— Оскар очень обаятельный человек.
Элфрида, думала она, несмотря на свои шестьдесят два года, кажется живой и энергичной, как юная девушка. Она такая стройная. Яркие волосы, живописная одежда, щедрый мазок помады на губах — все говорит о здоровом неприятии надвигающейся старости. Само присутствие этой женщины действует как хорошая доза стимулятора.
— Это правда, — с удовольствием подтвердила Элфрида.
— Я так рада, что они с Люси, кажется, подружились. Люси очень тревожилась. Конечно, я рассказала ей о его жене и дочери, и она боялась, что Оскар не захочет, чтобы она приезжала, ведь она будет напоминать ему Франческу. Опасалась, что ее присутствие причинит ему боль, что Оскар ее возненавидит.
Элфрида слушала с сочувствием.
— Бедная девочка, она такая ранимая. А Оскар, по-моему, совсем не умеет ненавидеть. Но если бы и умел, то ни за что бы не подал виду. Знаешь, когда мы сюда приехали, мы познакомились с майором Билликлифом, у которого хранились ключи от этого дома. Старик оказался на редкость приставучим, все время твердил, что отведет Оскара в свой гольф-клуб и что им непременно надо встретиться и пропустить по стаканчику. Оскар был в шоке и первые две недели почти все время просидел дома. В магазин через дорогу мчался, надвинув шляпу на глаза, как преступник, — боялся, что встретит майора Билликлифа и придется пригласить его выпить джину. А потом мы узнали, что старик тяжело заболел. Оскар застал его в постели и сразу выразил готовность отвезти в больницу в Инвернесс. Он всей душой сострадал бедному старику. Тем более что майор Билликлиф вдовец и совершенно одинок. Так что Оскар просто не способен испытывать неприязнь. И его никак не назовешь человеконенавистником.
— По-моему, он очень милый. Боюсь только, как бы мы не оказались для вас слишком большой обузой.
— Ну что ты! Так замечательно, что вы приехали. Это именно то, чего нам недоставало.
— Надеюсь, на Рождество здесь не будет танцев и песнопений? Нам с Люси не надо того, что принято называть святками.
— Нам тоже. Хотя, когда Оскар узнал, что вы приезжаете, он по собственной инициативе заказал елку.
— Люси страшно обрадуется. Будет ее украшать. Бедная девочка! Моя мать никогда не умела создать для нее уют, да и Никола тоже. Думаю, Доди тебе благодарна — теперь она с чистой совестью может отправляться в Борнмут.
— Как она?
— Как всегда, — сказала Кэрри. И больше можно было ничего не говорить.
— А Никола?
— Тоже. Обе они с возрастом не становятся лучше. В отличие от вина.
— А твой отец?
— Мы не виделись. Только говорили по телефону.
— В октябре я провела у них в Эмбло чудесный месяц. А когда вернулась домой, узнала о несчастье, которое случилось у Оскара. И будто сразу попала в другой мир. Поразительно, как резко может измениться жизнь.
