Элфрида снова зевнула. Она приехала. Не сбилась с пути, не попала в аварию. Машина не сломалась. И Джеффри встречал ее в конце проулка. Выскочил с обочины словно разбойник и замахал руками. Его так легко было узнать — высокого, худощавого, подвижного, несмотря на возраст. По всей видимости, он ни в чем не уступает своей молодой жене и маленьким ребятишкам. А самое главное, выглядит вполне довольным. Он правильно сделал. Его прежняя жизнь исчерпала себя и закончилась, чего Элфрида всегда ему и желала.
Она посидела еще немного, потом встала, открыла чемодан и разложила на комоде свои вещички. Комнатка сразу стала своей. Элфрида разделась, накинула халат и отправилась в маленькую ванную комнату, где понежилась немного в горячей ванне. Усталость как рукой сняло, и она радовалась предстоящему вечеру. Элфрида надела вельветовые брюки и шелковую блузу, собрала в саквояж подарки и пошла вниз, точно моряк, спускающийся на нижнюю палубу. На кухне дети ели сосиски, а Серена взбивала миксером белки. Увидев Элфриду, она улыбнулась.
— Джеффри ждет вас в гостиной, — сказала она. — Он затопил камин.
— Я могу чем-то помочь? Правда, готовить я не умею, но на чистке кастрюль собаку съела.
Серена засмеялась:
— Нет у меня грязных кастрюль.
— Я сегодня еще увижу Бена и Эми?
— Непременно. Они примут ванну и придут сказать спокойной ночи.
— Вода была чудесная. Я просто возродилась.
Бен спросил:
— Что такое — возродилась?
— Это значит помолодела.
— Что-то незаметно.
— Это потому, что я уже старая, — сказала Элфрида. — Обязательно приходи сказать спокойной ночи, потому что у меня кое-что для тебя есть… — она подняла саквояж: — вот здесь.
— А можно посмотреть сейчас?
— Нет, сейчас нельзя, посмотришь позже, у камина. Понимаешь, это как рождественский чулок.
Элфрида нашла Джеффри в маленькой гостиной. Как всякий пожилой джентльмен, он сидел у камина и читал «Таймс». Увидев Элфриду, он отложил газету в сторону и осторожно поднялся — в этой комнате, неизвестно по какой причине, потолок был ниже, чем везде, и Джеффри явно опасался удариться головой об одну из белых балок. Это было бы особенно чувствительно для его загорелой лысины, вокруг которой опускались на воротник все еще черные волосы. Глаза были тоже темные, и когда он смеялся, по худым щекам веером разбегались морщинки. На нем был синий свитер и красная бандана вместо галстука. Элфрида, которая всегда ценила мужскую красоту, с удовлетворением констатировала, что на кузена по-прежнему приятно посмотреть.
— Ты блестяще выглядишь, — сказал он.
— Хорошо отмылась. Как это чудесно — понежиться в ванне.
Она поставила на пол саквояж, опустилась в кресло по другую сторону камина и с одобрением огляделась. Знакомые картины на стенах, яркий огонь в камине, кувшины с засушенными травами, семейные фотографии в серебряных рамках, немного старинной мебели.
— У вас очаровательный дом.
— Это не моя заслуга, Элфрида. Все делала Серена. Выпьешь вина?
— С удовольствием! Здесь совсем другой мир, правда? Он так отличается от твоей прежней жизни. Дом в Кэмдене, ежедневные утомительные поездки в Сити, официальные приемы, общение с нужными людьми…
Джеффри подал Элфриде бокал и опустился в свое широкое кресло. Их глаза встретились.
— Извини, — сказала она.
— За что?
— За бестактность. Ты же знаешь, я сначала говорю, а потом думаю.
— Ты права. Это был совсем другой мир, и я по нему не горюю. Погоня за деньгами, чудовищно дорогие школы для девочек. Званые обеды, для которых мы каждый раз нанимали дворецкого. Новый дизайн кухни, потому что супруги Харли Райт на другой стороне площади переделали свою и Доди не может от них отстать. Постоянная тревога: по какому курсу идут акции, что требуют страховые компании. И вечная угроза сокращения. Сколько ночей я не спал! А, собственно, во имя чего?
— Теперь все в порядке?
— В каком смысле?
— Материально.
— Да, все хорошо. Даже отлично. Зарабатываем мы не Бог весть сколько, но нам хватает.
— А на что вы живете? Куры?
Джеффри засмеялся.
— На них не проживешь. Масса хлопот, а доход небольшой. Летом выручают туристы и отпускники: мы сдаем комнату — постель и завтрак, но поскольку она одна, да и ванной отдельной нет, хорошую плату не возьмешь. Вот подумываем, не превратить ли заброшенное строение между нашим участком и соседней фермой в дополнительное помещение для платных приезжих, но это серьезная затея, и мы все никак не раскачаемся. Серена продолжает составлять букеты для свадеб и званых вечеров, Бен и Эми учатся в местной школе. Для меня это настоящее открытие — как просто, оказывается, можно жить!
— И счастливо?
— Счастливее не бывает.
— А Доди?
— У нее квартира неподалеку от Херлингема,
[7]
очень хорошая, с видом на реку. Никола развелась и живет с ней, так что они вынуждены терпеть друг друга.
— А ребенок Николы?
— Люси? Ей сейчас четырнадцать. Бедняжка, она тоже живет с ними. Я пытался пригласить ее пожить у нас, хотя бы временно, но Никола считает меня негодяем, а Серену ведьмой и отказывается отпускать к нам дочку.
Элфрида вздохнула. Она отлично понимала, насколько безнадежна ситуация.
— А как Кэрри? — спросила она.
— По-прежнему в Австрии. У нее хорошая работа в туристической компании. Она на ответственной должности.
— Вы встречаетесь?
— Когда я был в Лондоне последний раз, мы позавтракали вместе, но наши пути редко пересекаются.
— Она не замужем?
— Нет.
— Сюда приезжает?
— Нет. Говорит, что не хочет мешать, смущать Серену. Кэрри уже тридцать, она не ребенок. У нее своя жизнь. Если ей захочется приехать в Эмбло, достаточно поднять телефонную трубку, и она это знает. — Он замолчал, поставил стакан, закурил сигарету.
— Курить ты не бросил, — заметила Элфрида.
— И не собираюсь. Тебя это раздражает?
— Ничуть. Меня никогда ничто не раздражает.
— Выглядишь ты замечательно. Как поживаешь?
— Отлично.
— Не страдаешь от одиночества?
— Теперь стало легче.
— Жизнь обошлась с тобой жестоко.
— Ты о Джимбо? С ним она обошлась еще более жестоко, чем со мной. Что может быть хуже для замечательного, блестящего человека, чем медленное угасание. Но я ни о чем не сожалею, Джеффри. Мы с ним недолго жили вместе, но это было что-то особенное. Немногим выпадает такое счастье.
