– Ну что, господин одинец, – неспешно поворачивая импровизированный шампур, проговорил лесной патриарх, – хороши ли дела ваши? Сыскали ли государя-надежу?
– Самого не нашли, – честно сознался я. – А вот того, кто похищение его задумал, выявили. Но не волнуйтесь, и Барсиад найдется. Раз уж взялись за дело, глухаря не будет.
– Ишь ты! – Дед Пихто покачал головой. – Ну, глухарь, вестимо, птица знатная, но тут-то он при чем? К слову сказать, мне вот на другой день, как вы в путь отправились, видение было.
– Ну-ну? – Я напрягся, отгоняя прочь усталость суматошного дня.
Ведун с сомнением оглядел разношерстную компанию, собравшуюся у костра. Понятное дело, его тревожили не Вадим, не Несусветович, не Финнэст, над которыми вовсю колдовала Оринка, а наши нечаянные сподвижники, у которых слово «пройдоха» читалось на лбу даже при очень слабом освещении.
После короткой паузы, решив, что божественное откровение – не повод для официального сообщения, он поманил меня к себе и, невзирая на укоризненные взгляды партии любителей чужого добра, зашептал на ухо:
– Всяко, найти можно, когда ведаешь, что ищешь. Когда глаз видит да ухо слышит – отчего ж не сыскать! Иди по следу – и найдешь. А когда следа нет, и глаз в упор смотрит, да не видит, – сто лет ищи, мимо пройдешь. Не ищи короля, ибо ныне он есть то, из чего в мир пришел.
– Младенец? – не удержавшись, выпалил я.
– Э-эх! Глупая твоя головушка, а еще одинец! Мысли глубже! Утро вечера мудренее, а я, что надо, сказал.
Вдохновенный Кудесник поднялся было, намереваясь, вероятно, досмотреть во сне всё, чего не увидел в чародейском блюде, но смежить очи в ближайшее время ему было не суждено.
– Деда! – требовательно окликнула умудренного Нычкой старца Оринка. – Поглянь-ка сюда! – Она указала главе рода Нашбабецосов на лежащего без чувств Финнэста. Вовремя наведенные чары спасли и его, и Вадима с Вавилой, от гибели в дорожной катастрофе, но, кажется, парень был очень плох. Губы бедолаги едва шевелились, и, лишь наклонившись к самому лицу бедолаги, можно было услышать всё ту же странную просьбу найти ему затерявшуюся мышь.
– Суженый это мой, – пояснила ведуну Оринка, печально гладя витязя по растрепавшимся волосам.
– Уж больно он умишком скорбен, – кряхтя, с явным неудовольствием произнес почтенный старец. – Нешто лучше парня не сыскалось?
– Недуг у него – злым колдовством наведенный! – вспыхнула юная прелестница. – Нелюдь бездушный, Макрас из Офты, изъял светлый разум его, а всё едино, доподлинно мне ведомо, что он – суженый мой. Я лик его в заветной воде видала тем самым утром, – она замялась, – когда гости заезжие в наш лес пожаловали.
– Че за на фиг?! – Валявшийся у костра Вадюня возмущенно повысил голос, так что уши спящего на крыше повозки грифона сами по себе встали торчком. – Я типа не врубаюсь! Ты че, нас в натуре прокинула?! Мы тут, ля-ля тополя, морда в пене, короля ищем, а ты, если по жизни, без базара говорить, с нами урулила, чтобы лямуры хороводить?! А туда же: «Мы типа за базар отвечаем! Мы конкретно с Самим на связи!»
– Охолонь, витязь! – гневно сдвигая брови, прервал исколотого ревностью Вадима дед Пихто. – Кудесники лишнего не скажут. Коли уж вещий язык произнес что – так, стало быть, оно и есть. Сей молодец, хоть ныне разумом слаб да недужен, свое дело в нужный час сделает. А ты и то себе в голову возьми, что когда б ни увязалась внучка моя с вами, то и меня на дороге лесной нонче бы не оказалось. Не желаешь ли еще разок, для вразумления, о дуб-столеток с разгону шмякнуться?!
Вадим, не обрадованный предложением спасителя, обиженно пробубнил что-то себе под нос и, с натугой поднявшись, побрел в темноту, чтоб в гордом одиночестве переварить нежданное «вероломство» подруги.
– Молодо-зелено! – глядя вслед несостоявшемуся преемнику Барсиада II, вздохнул Кудесник. – Ну, да ладно: перемелется – мука будет, а мы пока хворым займемся.
Он приподнял пальцами веки Финнэста, точно надеясь отыскать последние остатки разума в скрытой части глаз:
– Эх, бедолажный! – Дед Пихто обернулся к внучке. – Нешто и впрямь Макрос из Офты заклятие наложил?
– Он самый, – подтвердила Оринка. – Токмо без заклятия дело было. Превращательной сетью он витязя опутал.
– Вон оно как! – Нашбабецос забрал длинную седую бороду в кулак. – Ишь ты, сеть превращательная! Слыхать, краем уха слыхивал, а воочию зрить не доводилось. Поглядим, что сделать можно.
Ведун открыл холщовую суму и достал оттуда некое приспособление, что-то среднее между стетоскопом доктора Айболита и дудкой для заклинания кобр. В голове у меня живо нарисовалась картина: Нашбабецос, скрестив по-турецки ноги, извлекает из своего магического инструментария заунывно-протяжную мелодию, а из Финнэста, точно зачарованный музыкой аспид, выползает обуявший его злой дух. Но действительность превзошла все ожидания. Дед Пихто наклонился к яме, в которой горел костер, и начал втягивать дым, точно коктейль из высокого бокала.
– Это он чего? – прошептал я, обращаясь к Оринке, но та лишь поднесла палец к губам, не желая тревожить целителя. Затем в руке старца невесть откуда взялся пучок какой-то сильно пахнущей травы. Дурманящий аромат, стелясь, пополз по лесной прогалине, проникая в ноздри и туманя мозги.
– А это еще что? – полюбопытствовал я, но вновь не удостоился ответа.
Вместо слов дед Пихто поднес свой магический агрегат к лицу заблудившегося в поисках мыши витязя и выдохнул клуб дыма сквозь свой засушенный букет. Полупрозрачная белесая пелена окутала голову гридня, точь-в-точь недавний туман.
– Ну-тка, что тут? – Кудесник начал пристально вглядываться в окружающую Финнэста дымку. – Ага, вот! Глянь-ка!
Эти слова относились к Орине, но я так же без труда разглядел то, на что указывал мудрый старец. Тусклый, едва светящийся лучик, чуть толще обыкновенной нити, пульсируя, тянулся от левого виска куда-то прочь, в ночную тьму. След его прерывался там, где заканчивалась навеянная Кудесником дымка, но, по всему видать, тянулся он в неизвестное далеко.
– Вот она, привязка! Сыскалась! Отсель к превращательной сети ниточка тянется!
– А пресечь ее можно? – скороговоркой произнесла девица-красавица.
– Напасть, ранее неведомая, – развел руками дед Пихто. – Поди, никто еще доподлинно не знает, как сию беду обороть. Что могу, я на нем испробую, но ежели не осилю злого чародейства – не обессудь. Одно скажу наверняка: слыхивал я, имеются такие земли в наших краях, где всякое чародейство сил лишается. Зовутся они Неконекты, а вот где искать их – не ведаю. Но лишь там суженый твой вмиг себя обретет.
– А ну, стой! – раздался из темноты грозный рев Вадима, похоже, отыскавшего в лесу козла отпущения. – Куда щемишься, остапужало хреново? Замочу, в натуре!
Глава 25
Сказ о том, что всё не станет на свое место, пока оно занято другими
Ночная тишина – приют для пустопорожних страхов. Всякий ежик, пробежавший по сухой листве, мнится крадущимся тигром, а вскинувшаяся от дурного сна птица – не менее, чем притаившимся драконом. Бог весть кого из этих «хищников» учуял в потемках Вадим, но, судя по его мрачному настроению, он был готов задать трепку любому, кто подвернется под руку.
