Тишину, висевшую над лесом, нельзя было назвать мертвой. Возмущенно перекликались в воздухе потревоженные движением птицы, зеленые кроны с желтоватыми пятнами уставших за лето резных листьев шелестели на ветру, доносившем с противоположной стороны просеки разрозненные звуки чужих голосов. Я с благодарностью поглядел на друга. Дело, конечно, было рисковое, но раз уж мы попали в такую переделку – время ли вспоминать о риске?!
– Значит, так, – проговорил я, оглядываясь на сидевшую за спиной Оринку. – На счет три сигналим и срываемся с места. Чур, ты подхватываешь Вавилу.
– Ага, – насупился исполняющий обязанности государя, временно не исполняющий этих обязанностей. – Это типа че – справедливо? Ты вон с Оринкой, а мне, значит, мужиков полная обойма?!
– Спорить некогда, – беззастенчиво пользуясь старшинством, отрезал я. – Итак: раз, два, три!!!
Удвоенный рев автомобильных сигналов разогнал идиллическую тишину вечернего леса. Его нельзя было спутать ни с чем. Ни компания охотников, трубящая в окованные серебром рога, ни призывное ржание коней и близко не были похожи на этот тревожный, рвущий душу звук.
Вне всякого сомнения, ржание «ниссанов» должно было привлечь внимание Делли, а поскольку, в отличие от иных коней, наши всегда стояли там, где их оставляли хозяева, не пробуя убрести куда глаза глядят, то, следовательно, голоса синебоких жеребцов гарантировали и наше близкое присутствие. Были ли мы одни или же с привеском в виде разбойничьей орды – другой вопрос. В любом случае оставаться в обществе упрятанного в скорлупу доспехов каана нашей славной фее больше не было нужды. А уж исчезать, не попрощавшись, она умела, как никто другой.
– Вперед! – «Ниссаны» рванули с места, утробно взревев моторами на форсаже.
– А-а-а! Держи! – Переполошившаяся стража ринулась к пленникам, норовя лишить нас волос, а заодно и голов.
Но завет великого атамана так и не был выполнен, ибо не одни мы, но всё кругом пришло в суматошное движение, точно до того мига лишь дожидалось нашего сигнала. Над просекой взметнулись и хищно зашелестели каленые стрелы, заскрежетали, зазвенели доспехи, блеснули выпущенные на волю мечи. Пешая рать Яна Кукуевича, сообразив, что добыча может улизнуть, забыв о конспирации, бросилась вперед, вопя, улюлюкая и требуя немедленной сдачи. Со сдачей, в отличие от капитуляции, проблем не было, и в мгновение ока лесная просека заполнилась десятками отчаянных головорезов, во всю прыть стремящихся лишить жизни ближнего своего. И уж конечно, никому в этой бездарной кровавой сече не было дела до того, что творится в тылу совсем недалеко от переднего края.
А происходило там вот что. Стоило нам, взревев моторами «ниссанов», рвануть сквозь молодой перелесок к проезжему тракту, а страже – броситься нам наперерез в безнадежной попытке остановить беглецов, как лес вокруг нас вдруг начало заволакивать невесть откуда взявшимся туманом. Ближние деревья ни с того ни с сего двинулись навстречу опешившей страже, норовя хлестнуть когтистыми лапами ветвей по лицам караульщиков или же с молодецким уханьем оплести корнями ноги коней и всадников. Казалось, лес завыл по-волчьи, заголосил по-совиному, запричитал вороньим граем так, что ни прохожему, ни проезжему пути не осталось. Но это лишь казалось.
Наши груженые «ниссаны» мчали вперед. Вслед, не встречая препон, неслась запряженная парой повозка с золотой казной. Я не успел сообразить, в какой момент и каким образом слетел с ее козел стражник, исполняющий обязанности кучера. Сейчас на передке с вожжами в руках красовался Поймай Ветер, а рядом с ним как ни в чем не бывало подпрыгивал на козлах Фуцик. Он держал раскрытые ладони перед собой, и туман, казалось, выплывал из широких рукавов его балахона. Вероятно, в запасе у двурушного шарлатана на всякий случай имелась пара трюков, не обозначенных в беседе с батькой Соловьем. Я предполагал, что у стражи было мало шансов удержать нас, но, как выяснилось, их было еще меньше. Минута-другая, и мы уже мчались по дороге в направлении, прямо уводящем нас из района боевых действий.
– Тормози!!! – послышался из тумана настоятельный вопль Злого Бодуна.
Сказать по правде, благодаря усилиям Фуцика видимость была столь скверной, что причины крика видно не было. Но орать из любви к искусству Вадюня бы не стал. Мой жеребец сделал еще несколько шагов по инерции и стал как вкопанный, так резко, что мы едва не перелетели через его голову. Позади послышалось возмущенное ржание. Это запряженные в возок кони горько сетовали синебоким родичам, что заданный ими темп заставляет обычных скакунов выбиваться из сил.
– Что там? – крикнул я скрытому туманом Вадюне.
– Не что, а кто! – раздался в ответ голос, правда, не могутного витязя, но тоже довольно знакомый.
– Деда! – не скрывая радости, закричала Оринка.
– Эк, у вас тут всё! – недовольно проговорил скрытый от наших взоров дед Пихто и, должно быть, начал принимать неотложные меры по удалению и искоренению плохой видимости. – Вот так-то оно лучше.
Созданный усилиями Фуцика туман начал таять, и я с удивлением обнаружил Вадюнин «ниссан» висящим на дереве, примерно на уровне второго этажа, и тела его пассажиров, лежащие рядом в густой траве.
– Насилу успел, – комментируя открывшуюся нашему взору картину, проговорил Вдохновенный Кудесник. – А то б точнехонько головы себе расшибли! В тумане-то, чай, не разглядеть, что дорога отсель в сторону уклоняется. Нутка-сь. – Дед Пихто сделал странный жест, точно подзывая к полной кормушке расшалившихся цыплят.
Дерево, на ветвях которого висел безучастный к происходящему «ниссан», послушно склонилось, чтобы аккуратно поставить наземь диковинную ношу.
«Боже, царя храни!» – утробно завел джапанский патрульный скакун голосом Жанны Бичевской.
Должно быть, от неожиданной встряски что-то замкнулось у него в груди, о чем он и решил незамедлительно поведать миру.
– Куда путь держите, господа сановные мздоимцы?! Часом, нынче не из столицы ли? – пытаясь скрыть ухмылку в седых усах, участливо осведомился вестник заветов грядущего.
– Издеваетесь? – хмыкнул я, слушая, как Вадюнин конь проникновенно выводит: «Сильный, державный, царствуй на славу нам, наш государь».
– Да ну, что вы! – разглядывая мое исцарапанное лицо, покачал головой почтеннейший господин Нашбабецос. – Разве так, самую малость. Уходить отсель надо. Сынки мои да внучата злыдней, что позади вас, знамо дело, придержат, но засиживаться тут, как у лешего на именинах, не стоит. Не ровен час – войско побежит!
Лесная чаща скрыла путь беглецов, оставив в покое замороченную стражу. Потомки деда Пихто со всей тщательностью замели следы нашего передвижения. Уж и не ведаю, каким там щучьим велением, но всякая примятая травинка за нашей спиной поднималась вновь, всякая сухая веточка, надломленная случайным движением, снова прирастала на прежнее место, точно время для них обращалось вспять.
Уже стемнело, что в лесу, тем более столь густом, как этот, всегда заметнее, чем в чистом поле или городе. Убедившись, что мы недосягаемы для преследователей, дед Пихто скомандовал привал. Скорость, с какой лесной народ управлялся с костром, навесом и ужином, привела бы в восхищение любого завсегдатая пикников. С подобным трюком можно было выступать в цирке, когда б вдруг появилась возможность перенести в круг манежа всамделишный лес. Считанные минуты – и мы сидели вокруг жарко пылавшего в яме костра, а на тонких прутьях, уложенных поверх аккуратно снятых дернин, поджаривались невесть когда собранные грибы.
