Проявить воинскую доблесть ни шотландцам, ни стрельцам в Маольсдамме не довелось. Сообразив, что помешать высадке десанта не сумеет, осторожный граф де Сантандер велел отступить, опасаясь, должно быть, не только удара с моря, но и того, что “сообразительные” голландцы вновь переметнутся на сторону противника. Полагаю, в эти минуты жизнь пронеслась перед глазами бургомистра со скоростью уходящего поезда. Каково же было его удивление, когда эскадра, едва приняв на борт все еще бледную от пережитого королеву со “свитой”, отчалила, желая поспеть в Британию к началу торжеств. Долго обескурахсенные горожане, ожидавшие, как водится, погрома и разграбления, смотрели вслед отплывающим кораблям, соображая, объявить ли им своего градоначальника национальным героем или же поднять его на пики.
– Ваше величество! – извиваясь ужом, юлил хозяин “Вепря”. – Неужто вы могли подумать, что я желал бросить вас в столь трудную и опасную годину?! И это все после того, что мы пережили совместно во время шторма? А помните абордаж?! Разве после всего этого я мог вам изменить?
– Проклятье! Именно так я и думаю, – сурово вещала уже вполне вернувшаяся к роли самомастной королевы Елизавета.
– О нет! Что вы! Местные рыбаки дали мне знать, что неподалеку отсюда видели корабли с вооруженными иноземцами, идущими на помощь вашему величеству! Я поспешил найти их, чтобы привести сюда.
– Так торопились, что даже не поставили об этом в известность меня и принца Шарля?
– Я боялся, что вы мне не поверите, ваше величество! – со слезой в голосе проговорил шкипер. – Что сочтете мое рвение постыдным бегством!
– Так оно и было, дьяволово отродье! – с чувством подтвердила королева.
– Ваше величество! – вмешался в допрос капитан Элфингстоун на правах грубого шотландца, да к тому же героя сегодняшнего дня, позволявший себе не забивать голову придворным этикетом. – Мой родственник, лорд Эгмот, когда-то любил говаривать: “Змея, кусающая вас, – плохая змея. Змея, кусающая вашего недруга, – хорошая змея. Но если это один и тот же аспид, вам придется потрудиться, чтобы он знал, кого жалить”. – Произнеся эти слова, шотландец не слишком ловко поклонился, кидая на меня исподтишка взгляд, чтобы оценить, четко ли я расслышал названное имя. – В данном случае у вас в руках хорошая змея.
Я отвел взгляд. Должно быть, у некоторых произошедших за последнее время событий причинно-следственная связь была иная, нежели я предполагал. Именно на это намекал шотландский родственник тауэрского затворника. Королева, услышав имя старого знакомца, едва заметно вздрогнула и молча, жестом руки отослала прочь ни живого ни мертвого шкипера. Похоже, это молчание подействовало на него сильнее самых заковыристых вопросов.
– Ваше величество! – поворачиваясь уже в дверях, вновь заговорил он. – Но ведь я же сказал этим господам, где вы есть. А мог бы скрыть!
Молчание Дианы-Вирджинии было ему ответом.
Копье горяшее – знак для всех!
Шотландия, слушай меня! —
выпевал зычный голос на гэльском диалекте.
Сэр Джон Мак-Кэй влезает в доспех,
сэр Джон седлает коня…
Гордо звучали слова древней шотландской песни. Мы с Лисом стояли у фальшборта, наблюдая, как появляются по берегам Темзы недавно оставленные пейзажи сельской Англии.
Со двора выезжает сэр Джон Мак-Кэй
С дюжиной молодцов
Словно молния меч в его крепкой руке,
И отвагой горит лицо
Пой, волынка, радуй честной народ —
грянуло припев многоголосье луженых шотландских глоток.
Над горами песня моя звени
Ведь покуда не выбит Мак-Кэев род,
Шотландию не пленить!
Шотландию не пленить! —
разом грянули все семьдесят пять дюжин подчиненных капитана Элфингстоуна.
– Да ты не волнуйся! – успокаивал меня Лис. – Шо ты трусишься, как дьякон в синагоге! Все сделаем по-тихому. “Вепрь” швартуется поблизости от Темз-стрит. Вот это чудо в клеточку, – Сергей кивнул на голосистых певунов, – высаживается на берег и, распугивая народ криками “Слава королеве!” и нежными трелями волынок, марширует к замку Бейнард. Поскольку Стюартиха – шотландская королева, то все решат, шо так и надо. Главное – улыбаться от уха до уха и орать дурными голосами шо-нибудь поздравительное. А это они умеют! Слышишь, как душевно выводят!
Со двора выезжает сэр Джон Мак-Кэй,
Словно молния меч в руках
Там на речке Твид, шотландской реке,
Собирает король войска.
“Я с врагами клинок свой скрестить не прочь,
Я защитник родных границ.
Но уж если не спать в непроглядную ночь
То, конечно, в шатре у девиц”
Пой, волынка, радуй честной народ. —
вновь затянули бравые потомки стойкого защитника независимости горной страны.
– Как выводят, как надрываются! Одно слово – горцы! Буквально – грузинский народный хор шотландской песни! – покачал головой тонкий ценитель многоголосого пения. – Так вот, ворота в Бейнарде будут открыты, это без вопросов. Там в честь свадьбы на шару наливать должны. Англичане, знаешь ли, народ серьезный. Выпивка – дело святое! Это тебе не государственный переворот. Если не отставиться по поводу свадьбы, могут и морду набить!
Я усмехнулся. Рассказывать мне о нравах англичан – было в этом что-то от типичного славянского всезнайства!
– Так шо в замок мы войдем, а дальше, как обычно, с шутками и прибаутками снимем охрану и обеспечим высадку стрельцов. Дальше я служу обедню. – Лис молитвенно сложил руки перед грудью. – Ну, ты понял? А ты, как водится, во всю мочь командуешь парадом.
Услышь нас сейчас кто-нибудь со стороны, вряд ли он смог бы догадаться, о чем вообще идет речь. Но такая возможность ему бы не представилась, поскольку слитный хор шотландцев без малейшего стеснения оглашал берега Темзы глубоко патриотическим:
А с утра англичане пришли гурьбой,
Слишком поздно труба трубит.
И король Шотландский кинулся в бой,
Но, к несчастью, был разбит.
А сэр Джон, позабыв нацепить штаны,
Англичан мечом своим бьет.
Никогда не видать вам моей спины,
И того, что пониже ее!
Я невольно усмехнулся столь игривой трактовке исторических событий, но после непременного припева последовали очередные откровения.
И рука была твердой, и меч остёр,
И… усы наводили страх.
Так сэр Джон Мак-Кэй отстоял шатер.
Англичане повержены в прах.
“Будьте все с Мак-Кэем моим равны!” —
Короля прозвучал приговор,
И с тех пор не носят в сраженьях штаны
Дети Шотландских гор!
И опять зазвучали слова о волынке и честном народе лишь там, где прежде поминался один только Мак-Кэй, вслед за прозвучавшим именем выступил один из певунов:
