– Мадам, я счастлив доставить вам эту радость. – Мои плечи гордо разошлись так, точно меня и впрямь интересовала оценка вдовствующей королевы. – Но увы, мое счастье не может быть полным, пока я не услышу от вас и пока не будет объявлено вселюдно, что страшное обвинение в убийстве вашего сына и моего друга, короля Карла, снято с меня целиком и полностью. Я шел к вам с этим, мадам. Ибо, если я и не желал, чтобы ваши ищейки схватили меня и доставили сюда в цепях, если я, невзирая на все опасности, делал более чем возможно, чтобы сохранить свободу, то лишь затем, чтобы прийти к вам лично и сказать, глядя в глаза: «Мадам, я невиновен!»
Лицо государыни моментально потускнело, и вся она, несмотря на богатство черного вдовьего наряда, стала похожа на разряженную итальянскую горожанку, на старости лет получившую высокое право часок посидеть в королевском кресле;
– Да-да, – кивнула головой Екатерина Медичи. – Я уже слышала об этом. Мсье де Бушаж докладывал. Тогда в Париже, во дворце Сен-Поль. Кстати, дорогой мой, я хотела пожурить вас за эту выходку, Что же это такое, в самом деле?! Вы убили несколько моих людей, ворвались в спальню достойного уважаемого дворянина, ограбили его, испортили мое платье, похитили фрейлину. Ну куда это годится? Разве такие поступки я вправе ожидать от своего зятя, сына старого моего друга принца Антуана. Вы должны хорошо задуматься над этим, Генрих. Вы не парижский бретер. Вы король Наварры и первый пэр Франции, вам не к лицу подобные шалости…
Королева явно не желала обсуждать поднятую мной тему и недвусмысленно давала понять, что не намерена слушать речь собеседника. Занятная ситуация. Если дю Гуа не водил меня за нос, желая добиться союза между Валуа и Бурбоном, вдовствующая королева, объявив заранее о моей виновности в цареубийстве, тем не менее провела тщательное расследование этого преступления. И если слова Луи были правдой, непосредственный исполнитель убийства был уже отправлен на тот свет. Судя по почерку, не без помощи Козимо Руджиери. Второй заказчик, викарий архиепископа Парижского, должен быть выслан из страны и отправлен в Рим. То, что мне об этом известно, королева не знала и потому тщательно умалчивала уже ведомые мне факты. Но что или кто мог заставить ее поступать так?
Мажордом государыни, чопорный, наряженный в расшитую золотом ливрею, не сгибая спины вошел в кабинет Ее Величества и, извинившись передо мной, прошептал что-то на ухо Екатерине.
– Ах, какая досада! – воскликнула Черная Вдова, злорадно сверкнув глазами. – Прошу извинить меня, Генрих. Мне тут надо переговорить кое с кем. – Она указала на дверь, ведущую в ее личные покои. – Прошу вас, мой дорогой, подождите там, пока я освобожусь. Я хотела посоветоваться с вами по поводу фейерверков и рыцарского турнира.
Я скрылся в соседней комнате, увешанной гобеленами, изображавшими сцены из жития святого Ремигия. Один из них, в яркой красочной форме повествовавший о крещении древнего короля франков Хлодвига, был точно нечаянно отвернут, являя моему взору небольшое отверстие слуховой трубы. Конечно, можно было списать подобную оплошность на старческую забывчивость Екатерина Медичи, но королева отличалась весьма цепкой памятью, а пятьдесят три года – еще не тот возраст, когда по поводу забывчивости приходится обращаться к врачам. Стало быть, услужливо оставленное отверстие предназначалось именно для меня. Что ж, секунду помыслив, что подслушивать некрасиво, но порой весьма полезно, я не преминул воспользоваться любезностью королевы.
– «М-да, м-да», – раздалось в тот же миг на канале связи. – «Занятная ситуация. Что сказать, ты себя держал прекрасно. Кстати, об убийстве Карла IX. Де Беранже, насколько я понимаю, уже поведал тебе о смерти барона Ретюньи и о высылке его дяди – викария архиепископа Парижского».
– «Да», – отозвался я, только сейчас вспоминая, что пан Михал Чарновский по-прежнему находится на связи. В отличие от моего бойкого напарника Дюнуар не имел обыкновения лезть в дипломатические беседы с дурацкими комментариями и неуместными прибаутками.
– «Так вот, дядя покойного барона, преподобный Рауль де Ботери, находится сейчас в свите папского нунция. Он что-то вроде его секретаря и архивариуса. Дело, возможно, менее прибыльное, чем исповедовать придворных в луврской часовне, но после взрыва во дворце все хлеб. Думаю, папский престол решил поиграть мускулами и показать Екатерине, что ему нет дела до ее могущества. Иначе к чему было тащить на коронацию человека, небезосновательно подозреваемого в организации цареубийства?»
– «Мишель, я все понимаю. Но объясни, ради бога, отчего руг викарию столь могущественного архиепископа вздумалось убивать ни много ни мало самого короля?»
– «Вальдар, смерть Карла – чистейший заказ сверху. Преподобный Рауль – обычный рубильник. И на него-то Екатерина не должна была выйти. Но она у нас женщина проницательная и настырная. Убийство сына – для нее пощечина, а потому она всерьез решила докопаться до истины. Но, видишь, на викарии остановилась. Соображаешь, о чем это свидетельствует? А посему ты у нас по-прежнему приговорен к смертной казни через усекновение головы условно. Делай выводы. Но сейчас не об этом. Я вот прибыл передать королеве известие о благополучном въезде нашего короля Францишека в Краков, И, представь себе, какая удача! Рядом со мной в малой приемной сидит очаровательная девушка. Посмотри сам».
Перед моими глазами возникло лицо красавицы, пожалуй, неполных двадцати лет с пепельно-русыми волосами, по господствующей испанской моде аккуратно уложенными вокруг изящной головки, с пронзительно-синими глазами и пунцовыми губами, на которых то и дело появлялась загадочная лукавая улыбка, заставляющая мужское сердце стучать чаще, а самого его обладателя забывать обо всем, кроме страстной жажды впиться в эти уста поцелуем. Пан Михал непринужденно болтал с красавицей о какой-то великосветской ерунде, и та любезно отвечала ему, впрочем, слушая куртуазного шляхтича вполуха.
– «Да, весьма хороша», – с искренним восхищением и даже завистью отозвался я.
– «Что ж, результат эксперимента удовлетворителен», – глумливо хмыкнул Дюнуар. – «Так вот, эту, вне всякого сомнения, очаровательную даму зовут Шарлотта де Сов».
– «Моя…»
– «Она самая», – подтвердил представитель Речи Посполитой при французском дворе. В ту же секунду изображение девушки сменилось видом монументального дворецкого, а еще через несколько мгновений заученно ровный голос за стеной торжественно произнес:
– Мадам де Сов, Ваше Величество.
– Пусть войдет, – донесся до моего слуха ответ любимой «тещи», в котором сейчас слышалось не скрываемое дворцовыми правилами раздражение.
– Ваше Величество, – услышал я спустя несколько секунд удивительно чистый приятный голосок. – Позвольте приветствовать вас.
– Проходи, проходи, Шарлотта, – меняя тон на покровительственно-любезный, проговорила Екатерина Медичи, – Это ж сколько мы с тобой не виделись?
– Чуть больше месяца, мадам.
– Как быстро летит время, – со вздохом посетовала королева. – Столько забот! А где ты была все это время?
