– А еще люди говорят, что морок, который нынче ночью на берегу видали, Венедину служит.
– А! Это о-о-о… у-у-у… – Я поднял вверх указательный палец и, переходя на полушепот, предложил: – Вот ты у самого Лиса и узнай, служит ему этот морок или нет.
Честно говоря, за сегодняшнее утро ни у меня, ни у тех, кто пережил вместе с нами вынужденную высадку, не было времени задумываться над природой необычайного явления, свидетелем которого мы были. Лишь об одном мы с Лисом могли судить более чем однозначно: наш утренний пришелец никоим образом не поюлил на обитателя здешних мест и, вероятнее всего, каким-то образом был связан с амулетом, подаренным Лису таинственным Яросветом.
Амулет этот, как и велел чародей, Венедин не снимал, таская под одеждой. В первое время, в те самые дни, когда мы в Ропшином обозе тащились до Новгорода, Лис силился добиться от .этой древней безделушки если не магических, то хоть каких-то действий: он тер его, стучал по нему пальцем, шептал со зловещим видом: «Сезам, отворись!» и прочие «крибле-крабле-бумс», но волшебная, по уверению Яросвета, вещица с абсолютным презрением игнорировала все попытки активизировать ее магическую мощь, сохраняя надменное, овеянное многими веками величие.
– Слушай, – в очередной раз гневно вопрошал Венедин, вертя в пальцах причудливо изогнутого китайского дракона на тонкой золотой цепи, – ты не в курсе, у всего этого магического хлама, часом, не бывает пенсионного возраста? Может, эта хрень уже того, давным-давно выдохлась?
Мне оставалось лишь пожимать плечами. Все, что можно было рассказать другу об этой странной вещице, я поведал ему уже в первый день. Впрочем, то была всего лишь краткая историческая справка, да и то не о самом амулете, а о его вроде бы как первом хозяине.
Великий мастер Ю Сен Чу, читавший лекции по истории Древнею Китая в Кембридже, повествовал, что когда-то, давным-давно, за два с половиной века до нашей эры в Поднебесной жил молодой принц. Как и большинство царских детей, его ожидало безрадостное детство, и око его дождалось. Ранняя смерть отца, протекторат безвольной матери и ее коварного любовника… Впрочем, на этом гамлетовская завязка истории его царствования и закончилась.
В один прекрасный день к юному принцу, носившему тогда имя Ин Джен, явился в гости дедуля, своим убогим одеянием совершенно не гармонирующий с роскошью дворца. Возможно, визит бы прошел незамеченным, но после него вдруг тринадцатилетний принц открыл заговор против себя, казнил виновных, привел к общему знаменателю до того весьма своенравный двор и… еще через десять лет вес шесть царств Поднебесной были собраны под единой могучей рукой Ин Джека, принявшего теперь новое императорское имя Цинь Шихуань-ди.
Дальнейшие реформы сыпались как из рога изобилия: он ввел единые деньги на всей территории страны, единые меры веса, емкости, длины, единую систему письма и единые, обязательные для всей Поднебесной, законы. Понятное дело, что такая власть непременно вызвала зависть врагов внутренних, а неслыханные богатства, текшие нескончаемым потоком в сокровищницу Цинь Шихуань-ди – врагов внешних. Однако и тех, и других великий император крушил с легкостью, едва лишь отвлекаясь от своих обычных дел. А среди них было и строительство Великой Китайской стены, возведенной всего лишь за два года, и дворца Эпан, простиравшегося на сто пятьдесят километров и имевшего один только передний зал размерами сто семьдесят на восемьсот метров, и усыпальницу, в любом углу которой могла свободно поместиться самая большая из фараоновых пирамид. Когда же, на радость многих, грозный император умер, ему наследовал сын Эр Шихуан. Однако его правление было кратким и безрадостным – созданная Цинь Шихуань-ди империя раскалилась на отдельные царства, едва успел остыть труп ее владыки.
Что еще я мог рассказать Лису? О том, что император Цинь Шихуань-ди был на редкость суеверен и. не жался сил и средств, искал эликсир вечной жизни и даже отправлял экспедиции ловить лунного зайца, по легендам, обитающего на ночном светиле? Что он построил башню из чистого золота для шарлатана, выращивающего траву бессмертия, вымачивая семена «пяти злаков» в смеси из костного мозга журавля, толченых черепашьих панцирей, рогов носорога и яшмы? Немало поучительных легенд и историй, но ни слова об изящном черном драконе на филигранной цепочке, украшавшем ныне грудь венедского лучника.
Строительство нашего временного обиталища шло вовсю, и я уже начал надеяться, что ночевать нынче мы будем под крышей, а возможно, даже и в четырех стенах, когда один из мореходов, обкладывавший камнями нижнюю часть стены, внезапно заорал что есть мочи:
– Корабль! На горизонте корабль!
Все взоры обратились туда, куда указывал матрос. Среди волн, уже потерявших штормовую ярость, но все же весьма резво скакавших навстречу серой в темных разводах драной ряднине балтийского неба, из стороны в сторону, словно ванька-встанька, раскачивался крутобокий неф, держащий курс к острову.
– Кого это, интересно, сюда принесло? – Стоявший рядом со мной Лис начал всматриваться в прыгавшее на волнах суденышко, стараясь разглядеть эмблему на флаге.
Наш берег огласился громкими нестройными воплями, призванными привлечь внимание экипажа неизвестного корабля. И хотя с такой дистанции нас явно не было слышно, вероятнее всего, еще даже и не видно, все собравшиеся на берегу вопили самозабвенно, рискуя сорвать голос еще до того, как первые звуки донесутся до нефа.
– Это ж надо, как подфартило! – пробормотал мой друг. – Интересно, что его сюда занесло?
– Какая, в сущности, разница? – Я пожал плечами. – Глазное, у нас вновь появляется шанс добраться до большой земли, а там уж, даст Бог, разберемся.
– Так-то оно, конечно, так, – неспешно кивнул Лис, продолжавший вглядываться в приближавшийся корабль, – но тут, пожалуй, есть одна закавыка. – Он повернулся ко мне с выражением, явно нешутейным. – Ты видишь на мачте этого нефа красный флаг?
– Ну, что-то там такое, – начал я.
– А я вижу. И на этом флаге – золотой леопард. Это шверинский корабль. Причем, похоже, боевой. Так что с поздравлениями пока что можно повременить.
– Э-эй, мы здесь! Спасите нас! – кричали люди на берегу, размахивая, кто чем.
– Эх, сделать бы так, чтобы он не пристал, – безнадежно махнув рукой, прошептал Венедин. – Как-то не тянет меня зимовать в подземельях.
– Погоди, Лис, – поморщился я. – До Шверина еще путь неблизкий. И сбежать можно, и, на крайний случал, попробовать бунт на корабле поднять.
Венедин посмотрел на меня тоскливо.
– Наших тут – раз-два и обчелся. Ганзейцы, едва ступят на борт корабля, сдадут нас с потрохами, так что особо не набунтуешь. К тому же ты забыл о тетках. Прикинь, в руки старины Генриха попадет невеста императорского принца. Как ты думаешь, скоро она своего суженого после этого увидит?
Я нахмурился:
– Боюсь, что никогда.
– Эй! – кричали люди на берегу, обуреваемые надеждой на скорое спасение. – Мы здесь!
