Кавальери неспешно осмотрел зал, поднял в воздух тяжеленный кошелек, потряс им, чтобы все услышали звон монет.
— Мы все люди занятые, так что сразу перехожу к делу. Здесь двадцать пять флоринов. Я с превеликой радостью заплачу их тому, кто расскажет мне о той шельме, что украла сегодня у стража кинжал.
— С чего вы, мессэре, решили, что мы знаем что-то об этом? — спросил хозяин, поймав взгляд старика. — Здесь собираются работяги, мы не занимаемся грабежом.
— Мессэре живет не первый день, любезный. Не будем терять время на то, чтобы убедить друг друга в том, что и так всем известно. Двадцать пять золотых, целое состояние. Всего лишь за пару слов.
— Здесь нет крыс, мессэре, — негромко ответили с дальнего стола. — Шли бы вы своей дорогой и не мешали добрым людям проводить вечер. Попытайте счастья в другом месте.
— Мы не сумасшедшие, — сказал старик, который был здесь главным. — Никто не станет связываться с кинжалами стражей. Всему миру известно, что клинок, взятый у них, ведет к проклятию. Возможно, среди нас и попадаются отчаянные люди, но ненормальных нет.
В его словах была доля истины. Часто случалось так, что человеку, завладевшему клинком, не везло, вплоть до смерти. И Братство само распространяло слухи и разжигало суеверия, которые столь сильно прижились среди людей, что порой с мертвого стража забирали все вплоть до сапог, но клинок с драгоценным сапфиром не трогали.
— А по мне, вы настоящие сумасшедшие, — вклинился я в беседу. — Братство, Орден, власти города, клирики и много кто еще будут искать украденное. Все они придут к вам, как пришли мы. И испорчен будет не один ваш вечер, а очень много вечеров.
— Мы ничего не знаем, мессэре, — терпеливо, словно говорил с неразумными детьми, произнес старик. — И они уйдут так же, как и вы, ничего не добившись и ничего не узнав.
— Эти люди сидели вон за тем столом, их было четверо. Они ушли десять минут назад, воспользовавшись черным ходом, через кухню, — повторил я слова Милы.
— Быть может, тут кто-то и был, но видели мы их впервые. Они пришли и ушли. Мы не можем вам помочь.
Ди Трабиа тронул меня за рукав и показал, что нам лучше уйти. Мы так и сделали, провожаемые усмешками и легким шепотком.
— Почему вы так быстро сдались? — ворчал Шуко.
Мы вновь торчали в вонючей подворотне, ожидая чуда.
— Потому что герцог дал мне двадцать пять флоринов. Это намного больше, чем тридцать серебряных монет. А среди тех, кто сидит в траттории, полно людей, продающих собственную мать за меньшие деньги. — Кажется, ди Трабиа ничто не могло смутить. — А вот и наш осведомитель…
Прошло двадцать минут с тех пор, как мы ушли из «Королей», и человек, выскользнувший из траттории, теперь неуверенно озирался по сторонам, пытаясь разглядеть нас в густом мраке. Цыган тихо свистнул, привлекая его внимание, и мужчина, продолжая озираться, приблизился к подворотне.
До этого он видел лишь двоих, так что наша четверка стала для него неприятным сюрпризом.
— Не нервничай, — Шуко перекрыл ему путь к отступлению. — Никому ты не нужен. Нас интересует только кинжал. Знаешь, где он?
— Знаю.
Ди Трабиа уронил кошелек с монетами в руку стукача.
— Улица Белых камней, дом, украшенный знаком циркуля, там, где аптека. Квартира под крышей.
— Что еще можешь сказать?
— Они не из наших, года полтора прибились, платят «Королям», чтобы их пускали. Ну ладно. Я пойду.
— Не так быстро, — Шуко не собирался отступать в сторону и открывать ему дорогу. — Сперва покажешь нам их логово.
— Мы так не договаривались, мессэре! — Его рука дернулась к оружию, но Натан перехватил ее, сжав так, что тот зашипел от боли.
— Доверять тебе мы тоже не договаривались. Сможешь уйти с деньгами, как только твои слова подтвердятся, — «успокоил» я его, одновременно освобождая от стилета, найденного за поясом, — Мила, Проповедник, ваша помощь нам может понадобиться.
Этот хмырь не обманул. В доме, на котором было изображение циркуля, на четвертом этаже горел свет. Мила довольно быстро проверила, кому не спится, и вернулась донельзя довольная:
— Это они!
— Свободен. — Шуко подтолкнул нашего сопровождающего в спину.
Он не заставил себя долго просить и скрылся во мраке, испугав роющихся в мусоре крыс.
— Их, как и тогда, четверо. Один спит, трое собираются накачаться вином.
— Я не стану ждать, пока они напьются и не смогут отвечать. — Натан пошел первым.
Лестница, ведущая на верхние этажи, старая и уставленная цветочными горшками с давно высохшими растениями, скрипела под ногами как проклятая. Впрочем, никого из живущих здесь такие вещи не смущали. Право, мы вели себя тихо по сравнению с тем, что порой случается в этом районе. Ни воплей, ни хрипов, ни богохульств, ни криков о помощи.
Мила, несмотря на то, что была светлой душой, нашла в себе силы и вместе с Проповедником, пускай и с величайшим трудом, отодвинула щеколду на двери, открывая нам дорогу. Натан ворвался в квартиру первым, с уже обнаженной шпагой, и ударил ногой в грудь ближайшего из сидящих мужчин. Его сосед выхватил кинжал и тут же упал, воя и зажимая хлещущий кровью обрубок, когда фальчион Шуко отсек ему запястье. Ди Трабиа приставил острие шпаги к шее третьего. Четвертый, спавший на соломенном матрасе в углу комнаты, поднял руки.
— Кто-нибудь перевяжет его? — Я указал на раненого.
Шуко одним резким движением перерезал тому горло своей бритвой:
— Все равно бинтов нет.
Этот поступок цыгана не слишком напугал остальных, смотрели они на нас волками, и, когда Натаниэль отвлекся, тот, что сидел на матрасе, метнул в него нож. Бросок был так себе, я отбил его палашом, а ньюгортец, рассвирепев, взял человека за шкирку и от души впечатал в стенку:
— Где мой кинжал, каналья?! Где клинок?!
— Пошел ты! — огрызнулся тот.
Натан оскалился, злой на них и на весь мир, легко подтащил человека к окну и бросил вниз, в последний момент схватив за ногу.
Тот взвыл, а затем разразился ругательствами. Ди Трабиа и Шуко присматривали за другими пленниками, а я, сев на подоконник, глянул вниз, на черную мостовую узкого дворика.
Там, скучая, шаталось Пугало, то и дело с любопытством поглядывая на нас.
— Скажи моему другу, где кинжал, который вы украли сегодня днем, и тебе больше не придется пребывать в столь неудобном положении, — предложил я человеку.
— Идите в ад! — огрызнулся тот. — Вы, дети шлюхи, как только я…
Он не закончил, так как с воплем упал вниз. Удар получился смачный, кровь из разбитой головы хлестанула во все стороны, и Натаниэль, задумчиво посмотрев на сапог, оставшийся в его руке, выбросил тот вниз, к трупу.
