— Мы еще вернемся сюда? — Сэм с трудом оторвалась
от этой сцены.
— Конечно. И не раз. Ну, теперь-то ты
проголодалась? — Она кивнула, все еще дрожа от возбуждения, и сломя голову
ринулась в «Палм-Корт», где звучали рояль и скрипки, росли деревья и мириады
дам сидели за крошечными столиками, накрытыми розовыми скатертями. Все дышало
викторианской элегантностью и ничуть не изменилось с тех пор, как бабушка
водила меня сюда пить чай.
Сэм достался гамбургер и огромная бутылка земляничной
газировки, я поковыряла порцию салата за шесть долларов, и мы пошли домой,
довольные тем, как прошло утро.
По дороге мы забежали в школу. Я осталась довольна увиденным
и договорилась, что Сэм начнет посещать занятия с завтрашнего дня. Забавно. То,
на что в других местах уходят недели, в Нью-Йорке делается за полдня. Я
договорилась о двух деловых встречах, определила Сэм в школу, позавтракала в
«Плазе» и доставила дочке удовольствие. Совсем неплохо.
У меня оставалось несколько свободных часов. Прибыла
беби-ситтер, и я сдала ей Сэм с рук на руки. Мне хотелось позвонить Пег
Ричарде. Все утро у меня зудело внутри. Я не могла дождаться этого момента.
Мы с Пег Ричарде вместе росли и ходили в одну школу; она
была мне как сестра. Мы были совершенно разные, но понимали друг друга с
полуслова. Ей-богу! И всегда заботились друг о друге. Всегда. Скорее как
сестры, чем как подруги.
Пег Ричарде грубовата и задириста, говорит на чудовищном
жаргоне, с виду простушка, коренастая, крепкая, веснушчатая и кареглазая. В
школе она была заводилой — как в шалостях, так и в серьезных делах. Никто лучше
ее не мог поставить на место неряху и задаваку или отшить девчонку, которая
никому не нравилась. Она ходила в мужских полуботинках, стриглась коротко и
была равнодушна к тряпкам и косметике, по которым мы с ума сходили. Мальчики ее
тоже почти не интересовали. Она была просто Пег. Свой парень. Но за те два
года, которые я провела в Европе, пытаясь учиться живописи, имидж «капитана
хоккейной команды» у Пег бесследно исчез. Она серьезно увлеклась альпинизмом,
нахваталась новых словечек, и я заподозрила, что веки у нее были накрашены. Три
года спустя Пег работала продавцом в секции детской одежды, по-прежнему
говорила ужасно, но определенно пользовалась косметикой и носила накладные
ресницы. Она играла в теннис, жила с каким-то журналистом и выбивалась из сил,
пытаясь выйти за него замуж. Тогда Пег было двадцать три. А пять лет спустя,
когда я в первый раз вернулась из Калифорнии, она была одна, ни с кем не жила и
работала все там же.
Пег делала для меня все: опекала в школе, не отходила от
меня, когда я родила Саманту, и чувствовала себя несчастной, поддерживала во
время развода и много раз вытягивала изо всяких передряг. Пег — моя испытанная
подруга, верная союзница и одновременно самый придирчивый критик. Разве могут
быть секреты от того, кого знаешь как облупленного?
Телефон в отделе универмага отозвался быстро, я попросила
позвать Пег, и через полминуты она взяла трубку.
— Пег? Это я. — Если во время разговора с Энгусом
я держалась как настоящая нью-йоркская львица, то с Пег живо превратилась в
школьницу.
— Ах ты паршивка! Джиллиан! Какого черта ты делаешь в
городе? Давно пришлепала?
— Недавно. Вчера вечером.
— Где бросила кости?
— Слушай, ты не поверишь, но в «Ридженси».
— Кончай заливать. Неужто правда? Разбогатела, что ли,
на западе? Я думала, золотая лихорадка давно кончилась.
— Хватит, Пег… Разбогатела. Только не так, как ты
думаешь. — Я вспомнила о Крисе и сразу помрачнела.
— Эй, Джилл, у тебя все в порядке?
— Ага. Нормально. Как у тебя?
— Жива покуда. Когда я тебя увижу? А моя подружка Сэм с
тобой?
— Куда она денется? Приезжай когда хочешь. В этом
чертовом городе я чувствую себя чужой и не знаю, с чего начать. Но я на коне.
— В «Ридженси», кто бы мог подумать… Слушай, еще
секунду… Скажи честно: вы насовсем или только на время?
— Кто его знает… Скорее всего насовсем.
— Значит, твой роман накрылся?
— Не знаю, Пег. Думаю, да, но толком не знаю. Это
длинная история. Приедешь, расскажу.
Ты меня чертовски расстроила. Но я ни чуточки не удивилась.
После того как ты застала его с той девкой… — Я совсем забыла, что с горя обо
всем написала ей.
— Ну, это пустяки…
— Значит, что-то новенькое? О боже! Мне бы и этого выше
крыши… Бедная старушка Джилл, ты никогда не научишься уму-разуму! Ладно,
расскажешь все при встрече. Может, сегодня вечером?
— Вечером? Конечно. Почему бы и нет?
— Не слышу энтузиазма. Ну и черт с тобой. Приду в отель
после работы, тяпнем как следует. Соскучилась по твоей громадной девице. Я так
рада, что ты вернулась, Джилл!
— Спасибо, Пег. Тогда до вечера.
— Ага. Кстати, не забудь одеться поприличнее. Я поведу
тебя обедать в «Двадцать одно».
— Да ты что?
— Что слышала. Отпразднуем твое возвращение.
— Может, лучше у меня в номере?
— Не болтай зря. — С этими словами она повесила
трубку, и я улыбнулась. А все же неплохо вернуться домой! Время, проведенное с
Крисом, начало казаться мигом. Ничего особенного не случилось. Я снова в
Нью-Йорке, городе своей юности. Появилась надежда на скорую работу. Вечером я
буду обедать в «Двадцать одном». Похоже на то, что Нью-Йорк и вправду улыбается
мне. Неужели все выйдет так, как я загадала?
Глава 15
Пег заказала столик в баре знаменитого клуба «Двадцать
одно». В зал нас провел метрдотель, казалось, хорошо знакомый с Пег.
— Ну что ж, после моего отъезда ты научилась выбирать
рестораны. Большой прогресс.
— За ценой не постоим. — Она таинственно
улыбнулась и заказала по двойному мартини. Это тоже было что-то новенькое.
Свидание Пег с Самантой прошло так же буйно и весело, как и
наша встреча. Моя дорогая подружка выглядела лучше прежнего, а язык у нее стал
еще острее. Она чуть не задушила Сэм в объятиях, не забыв покрыть меня вдоль и
поперек, пока мы толкались, пихались и хохотали. Как же я была рада ее видеть!
Она принялась потягивать мартини, а я в это время оглядела
ресторан и поразилась количеству изысканной публики. Сливки общества. Казалось,
сюда съехались обедать все нью-йоркские толстосумы. И я заодно.
В Сан-Франциско народ признавал лишь два стиля:
остро-хипповый и костюм биржевого маклера 50-х годов. Женщины были
консервативны и все еще носили шерстяные платья пастельных цветов без рукавов,
длиной по колено, шляпы, перчатки и все прочее. Но Нью-Йорк просто ошеломлял
обилием нарядов. Бросающие в дрожь, спокойно-элегантные, невыразимо шикарные —
глаза разбегались от разнообразия фасонов, цветов и стилей. Когда такси по
дороге из аэропорта остановилось у «Йеллоуфингера», я с первого взгляда
заметила, что в Нью-Йорке одеваются вызывающе. Да еще как!
