Тут уже Дэвид Каплан посчитал, что Юстас обнаглел.
Так что, когда Юстас пришел просить Каплана об одолжении, это, можно сказать, стало неординарным событием. И это была не просто просьба, а мольба о помощи. Юстас понял, что у него нет выбора, перевернулся на спину и подставил противнику горло. Он рассказал Каплану всё об участке Кейбелла Грэгга: сколько там акров, сколько эта земля стоит и как давно он хотел ее заполучить, – и рассказал, зачем ему нужен этот участок и что он сделает, если тот достанется кому-то другому. Не забывайте, что всю эту информацию он выложил человеку, который в открытую пытался скупить всю землю, которую только возможно. А потом Юстас попросил Дэвида Каплана, чтобы тот купил участок у Кейбелла Грэгга. После чего он, Юстас, его выкупит. Кейбелл останется доволен тем, что продал землю богатому застройщику; Юстас получит участок, необходимый ему, чтобы осуществить мечту; а Дэвид Каплан… Для Дэвида Каплана в этой сделке не было никакой выгоды, но, если бы он согласился, это просто было бы мило с его стороны.
И Каплан согласился. Они не подписали ни одного документа, а просто пожали друг другу руки. «Если ты меня кинешь, – вежливо пояснил Юстас, – мне конец». И ушел, доверив свою мечту самому главному своему противнику. Это был прыжок с трапеции. Русская рулетка. Игра в кости, когда все решает один бросок. Но Юстас должен был рискнуть, или у него не осталось бы ни единого шанса. Как бы то ни было, Юстас подозревал, что на самом деле Дэвид Каплан – порядочный человек. И не только порядочный, но и довольно умный, а значит, он не захочет заиметь в лице Юстаса Конвея смертельного врага.
В конце концов риск оправдался. Дэвид предложил Кейбеллу Грэггу ту же сумму, что предлагал ему Юстас все эти годы, и Грэгг заглотил наживку. Дэвид купил самый важный участок земли и через два дня, сдержав слово, перепродал его Юстасу.
Теперь империи Юстаса Конвея ничего не грозило.
Юстас Конвей не слишком хорошо осведомлен в современных делах. Он не читает газет и не слушает радио; когда в 1995 году один школьник спросил его, кто такой Билл Клинтон, Юстас ответил: «Кажется, это какой-то американский политик, но точно не скажу». Это чистая правда. Так что по части последних новостей он несведущ, но это вовсе не значит, что в бизнесе он разбирается хуже, чем ребята в костюмах с подпиской на журнал «Экономист». Юстас умный, прозорливый и потенциально безжалостный делец – в лучшем смысле этого слова.
Но люди редко видят его деловую жилку в действии – разве что те, кто проверяет налоговые декларации в управлении города Бун, Северная Каролина. Люди не видят его расчетливую сторону, потому что он говорит о ней намного реже, чем о звуке моросящего дождя или о том, как развести костер без спичек. Да ему и не платят за то, чтобы он об этом рассказывал. Но это не единственная причина того, почему никто не замечает его расчетливости. Как правило, люди не видят в Юстасе осмотрительного, учитывающего все обстоятельства бизнесмена, потому что не хотят этого видеть. Они боятся, что, если слишком внимательно рассмотреть его деловую сторону, испортится всё впечатление от оленьих шкур, вигвама, убитых одним выстрелом из старинного ружья енотов, собственноручно вырезанных деревянных тарелок и широкой, безмятежной улыбки. Ведь именно этот образ нужен им сейчас и был нужен всегда.
«Вежливы в общении и свободны как ветер», – писала британская писательница Изабель Люси Берд о мужчинах с американского Запада XIX века.
«Мой первобытный дикарь», – называла Юстаса влюбленная Валери Спрэтлин.
И все мы думаем так, когда влюбляемся в Юстаса. По крайней мере, те, кто влюбляется, думают именно так. Имя нам легион. Мне знакомо это чувство. Мне тоже в один момент показалось, что Юстас единственный настоящий мужчина, которого я когда-либо знала, и что стоило приехать в Вайоминг в двадцать два года именно ради того, чтобы познакомиться с таким человеком (и стать похожей на него) – с искренней душой, не зараженной ржавчиной современности. С первого взгляда Юстас кажется последним благородным представителем человечества, потому что в его реальности нет ничего виртуального. Это человек, который в буквальном смысле живет жизнью, давно ставшей метафорой для большинства населения нашей страны.
Вспомните те многочисленные статьи, что печатают каждый год в «Уолл-стрит джорнал», – статьи, посвященные какому-нибудь предпринимателю или бизнесмену, которого описывают словами «первопроходец», «смельчак» или «ковбой». Вспомните, как часто в отношении этих амбициозных современных мужчин используются выражения вроде «застолбить участок», «смело осваивать фронтир» или даже «скакать навстречу закату»! Мы по-прежнему используем лексикон XIX века, чтобы описать самых отважных граждан нашего времени, но теперь это всего лишь метафора, потому что никакие эти ребята не первопроходцы; они талантливые компьютерные программисты, биогенетики, политики или медиамагнаты, добившиеся большого успеха в стремительно развивающейся современной экономике.
Но когда Юстас Конвей говорит: «Застолбить участок», он имеет в виду конкретный столбик, который надо врыть в землю. Для Юстаса имеют абсолютно прямой смысл все выражения времен фронтира, которые мы используем метафорически. Он действительно крепко сидит в седле, держит порох в сухости и рубит с плеча. Когда он говорит о том, чтобы оседлать лошадей, придержать собак или сжечь мосты, можете быть уверены, речь идет о настоящих лошадях, собаках и мостах. А если Юстас выходит на охоту, это означает не агрессивное противодействие корпорации конкурентов, а то, что он действительно выходит на охоту.
Помню, однажды на Черепашьем острове я помогала Юстасу в кузнице. В его маленькой кузнице постоянно что-то происходит. Как и все деревенские старожилы, он умеет обращаться с молотом и наковальней – не в смысле изящной художественной ковки, а в плане починки сельскохозяйственных инструментов и изготовления подков для лошадей. И вот в тот день Юстас собирался починить сломанную деталь допотопной газонокосилки. Рядом в печи накаливались железные пруты. Он отвлекся, знакомя меня с основами кузнечного ремесла, – и некоторые заготовки слишком сильно раскалились, до такой степени, что металл мог растрескаться. Увидев это, Юстас сказал:
– Черт! Скорее куй железо, пока не слишком горячо!
И это был первый раз, когда я услышала, как кто-то употребил это выражение в прямом смысле. Впрочем, в том-то и прелесть общения с Юстасом: у него всё имеет только один смысл – прямой. Юстас является истинным воплощением человека из фронтира, чем давно уже не могут похвастаться люди его поколения – большинству из них остались лишь метафоры. Лексикон фронтира пережил сам фронтир, потому что понятие о настоящем американском мужчине основано на этом коротком периоде освоения земель, романтической независимости и движения на Запад. И хотя это понятие давно уже утратило смысл, мы держимся за него, потому что нам нравится сама идея. Мне кажется, именно поэтому многие мужчины в нашей стране по-прежнему считают себя первопроходцами.
В этой связи вспоминается мой дядюшка Терри, который родился на ферме в Миннесоте и вырос в семье детей американских первопроходцев. Смышленый и ранимый мальчик, рожденный в эпоху беби-бума, Терри не мог дождаться того дня, когда можно будет убраться из родного дома как можно дальше. Он переехал на Восток, начал собственный бизнес и теперь работает специалистом по компьютерам. Несколько лет назад Терри начал играть в компьютерную игру под названием «Орегонская тропа». Смысл игры: игрок – американский первопроходец XIX века, который едет на Запад в повозке со всем своим семейством; чтобы выиграть, надо добраться до Тихоокеанского побережья, пережив огромное количество виртуальных катастроф – болезни, внезапные снежные бури, нападение индейцев, голод на тяжелых горных перевалах. Чем лучше вы подготовились – то есть собрали нужные припасы и выбрали самый безопасный маршрут, – тем выше шансы на выживание.
