Сейчас — аналогично. Имеется вводная: «Если враг появится здесь и сейчас известными силами — ваши действия?» На этот случай он имеет ответ. Не появится — и говорить не о чем.
— Все идет, как намечено, — сообщил Воронцов на «Изумруд». — Клади руль на SO 130, немного прибавь ходу. Заметишь четверку бронепалубных, сближайся кабельтовых на шестьдесят, стрельни несколько раз, близкими недолетами. Ответят — начинай отход на ONO 80. Не спеша, оставаясь в пределах их дальнобойности. Только не подставься… Вспомогательным крейсерам поворот «все вдруг» на SSW 200, скорость двенадцать.
— Будет сделано в лучшем виде, ваше превосходительство, — с задором ответил Белли. План действительно менялся, но флагману виднее. Он быстро изобразил на карте схему маневра с учетом полученного приказа.
Замысел Воронцова начал вырисовываться. Судя по всему, Дмитрию Сергеевичу захотелось тряхнуть стариной. Давно не стрелял с «Валгаллы» главным калибром. Но это значит — английская эскадра обречена на полное уничтожение. Со всем личным составом. Было ведь решено — пароход и его реальную огневую мощь не засвечивать. То есть в случае использования мощных орудий «Валгаллы» свидетелей остаться не должно. Технически — никаких проблем, но психологически совсем не похоже на Воронцова. Он что, утопив крейсера, даже спасающихся с воды подбирать не станет?
Или политическая обстановка каким-то образом изменилась и в секретности отпала необходимость? Ставки подняты до предела и пришла пора раскрывать карты? В этом случае командир может повторить то, что сам Белли проделал с «Гибралтаром» и «Эклипсом». Без лишнего кровопролития лишить эскадру хода и оставить на произвол судьбы. Раньше чем через неделю на шлюпках до ближайшего пункта, откуда можно дать телеграмму в Кейптаун, им не добраться. А если за это время налетит хороший шторм?
Законы войны запрещают оставлять экипажи терпящих бедствие вражеских кораблей без помощи. При этом шлюпки вдали от берегов надежным спасательным средством не считаются.
В любом случае не дело новоиспеченного кавторанга — забивать себе голову вещами, его не касающимися. Что начальство прикажет, то и будем делать.
Сейчас, стоя на мостике вверенного ему крейсера, он не воспринимал себя как почти равноправного члена «Братства», имеющего право голоса. На войне демократии не бывает. А если бы и была? К «гуманизму» старших товарищей он всегда относился с пренебрежением, хорошо, хватало ума его не демонстрировать. На самом деле он всегда считал, что враг должен быть уничтожен, как это всегда делали Ушаков, Лазарев, Нахимов. Или — белый флаг, или — морское дно.
«Изумруд», раскручивая турбины, резко прибавил ход. Пенная струя из-под кормы обозначила на морской зыби плавную дугу.
Покинутые им вспомогательные крейсера, дымя изо всех сил, тоже начали перестроение.
Балфур, наблюдая по направлению дымов очевидное изменение конвоем правильного курса, выводившего на встречающий отряд, с долей недоумения приказал довернуть руль к весту. Как бы там ни было, не позднее чем через полчаса он увидит эти пароходы, и они увидят его.
Он перевел бинокль на второй отряд, предводительствуемый «Фьюриэсом», которым командовал коммодор Купер. Он же исполнял сейчас обязанности младшего флагмана. Достойный офицер, инициативный и решительный. Как раз подходящий для службы на крейсерах.
Постепенно растворяясь в тумане, почти прозрачном вблизи, но на отдалении сгущающемся до непроницаемости, крейсера перестраивались в строй пеленга, чтобы увеличить обзор в зоне патрулирования и, при обнаружении неприятеля, обеспечить одновременный ввод в действие всех курсовых орудий. В обычном кильватерном строю вести огонь прямо по носу мог бы только головной корабль.
Балфур удовлетворенно кивнул и вернулся к наблюдению за конвоем.
Коммодор Купер коротал время за беседой со старшим офицером на тему, к поиску противника отношения не имеющую. Он вообще не верил в возможность встречи с «одиноким волком», как на эскадре прозвали бурский рейдер за манеру его действий — выскочить из засады, выхватить из отары зазевавшуюся овцу и тут же скрыться. Однако возражать адмиралу на совещании не стал, считая, что тренировка в условиях повышенной боевой готовности экипажам не повредит. Вдобавок он по собственной инициативе несколько раз за время похода объявлял тревоги: артиллерийскую, пожарную, водяную, по отдельности и все сразу, причем убедился, что люди действуют хотя и правильно, но слишком медленно. Явно вполсилы.
К сожалению коммодора, действенных мер для настоящего взбадривания ленивцев у него в распоряжении не имелось. Не то, что на российском или германском флотах. Ни цепочкой от боцманской дудки нельзя подстегнуть нерадивого, ни под ружье на баке поставить, ни, как встарь, под килем протянуть. Прошли те добрые времена. Теперь гордый вольнонаемный британец свои права знает.
Вот и сейчас! Разболтанность сигнальщиков и даже вахтенных офицеров дошла до такой степени, что первый доклад о появлении по правому крамболу неизвестного судна прозвучал, когда до него оставалось не больше трех миль. Туман, конечно, туманом, силуэт даже в бинокль выглядел размытым, трудно определяемым, три прямых широких трубы совсем не дымили, однако при должном внимании его следовало обнаружить гораздо раньше.
Купер громко выругался, перебегая на обращенное к чужому кораблю крыло мостика. Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять — скептицизм был напрасен. Волк пришел за добычей. Каким образом он сумел ее найти в безбрежном океане — в данный момент совершенно неважно. Наверняка в штабе флота есть шпионы, имеющие доступ не только к планам командования, но и к телеграфной линии с Дурбаном. Говорили, что при эвакуации ее во многих местах разрушили, но, выходит, буры успели восстановить.
Коммодор только приказал играть боевую тревогу, комендоры по трапам и палубам бежали к орудиям, еще не заработали элеваторы подачи полузарядов из погребов, как вражеский крейсер уже открыл огонь. Четыре высоких всплеска легли недолетами.
Очевидно, для рейдера встреча тоже была неожиданной. Он шел перпендикулярно курсу отряда и заметил его всего на несколько минут раньше. Только чтобы наскоро сделать залп «навскидку», не успев верно определить дистанцию.
По команде Купера сигнальщики торопливо поднимали к гафелю трехфлажные боевые сигналы. По заведенному еще в начале века порядку каждый из флагов имел как цифровое, так и буквенное обозначение, что в результате позволяло передавать по эскадре весьма пространные распоряжения, содержащие даже рассуждения философического плана.
Например, «741» с помощью цифровой сигнальной книги расшифровывалось: «Адмирал видит свое преимущество и поэтому приказывает всем кораблям прорезать линию противника и поставить его в два огня». Ну и тому подобное. При должной тренировке и хорошей памяти командиров и сигнальщиков найти нужный номер в толстой, но рационально построенной книге, выбрать подходящие флаги и поднять их можно было за одну-две минуты. Столько же — чтобы увидеть, разобрать и расшифровать по такой точно книге на других кораблях. Не намного дольше, чем при использовании фонаря Ратьера, пишущего азбукой Морзе.
