В таких условиях прямо хоть сейчас можно ввязываться в борьбу за мировое господство. С кем угодно. Шансы очень неплохие.
Благо — пример «старших братьев» перед глазами. Придется — станем работать по той же схеме. Но обстоятельства куда благоприятнее. Есть крейсер «Изумруд», есть сколько угодно пароходов, могущих заменить «Валгаллу». Вербовать добровольцев не надо, тех, кто имеется, хватит, чтобы захватить власть хоть в Кейптауне, хоть в самом Лондоне. Очень легко, почти без жертв.
Басманов вдруг снова рассмеялся, что было ему несвойственно, тем более — наедине с собой. Эк его понесло! Вот действительно, словно с цепи сорвался. Как точно подходят русские пословицы к любому почти жизненному явлению. Тут же и анекдот в тему вспомнился:
«— А шоб ты, Грицко, робыв, як царем був бы?..
— Так шо робыв? Сало с салом йыв бы, на соломе спав бы, по мотню в дегтю стояв бы, а потом сто карбованцев вкрав бы, тай и втик…»
Пришлось еще плеснуть коньячку, закурить, чтобы осадить буйный полет фантазии.
До него только сейчас дошло, что совсем он не брошен на произвол судьбы, если здесь же остались Берестин и Сильвия. По какой причине — сейчас неважно. То ли для помощи, то ли для контроля. Второе, конечно, маловероятно, но…
К Сильвии Басманов относился с настороженностью, а Берестина очень уважал. Настоящий солдат. Что бои под Каховкой и Екатеринославом вспомнить, что Берендеевку и спасение Великого князя
[72]
. Значит, одиноким здесь он не будет, если даже придется остаться в этом мире навсегда.
Михаил повеселел. Кто его знает, может быть, законы времени и параллельных реальностей требуют, чтобы человек не смел слишком удаляться от мест, к которым он принадлежит изначально. Вот Сугорин, он сам, офицеры рейнджерского батальона, Сильвия — леди Спенсер: они ведь все родились в пределах этого времени, вот оно их и не отпускает. Володька Белли — тоже отсюда. Остальные — другие. И путь у них — свой!
Басманов снова отвлекся на посторонние мысли и удивленно вскинул голову, когда на карту перед ним упал кожаный футляр, размером чуть больше портсигара.
Басманов подвинул его к себе и осторожно открыл. Внутри находился гомеостат. Самое ценное и загадочное устройство из всех, что довелось полковнику видеть, уже став полноправным членом «Братства». И даже несколько раз воспользоваться, под контролем, разумеется. А сейчас прибор без предупреждения перекинули сюда. Ему.
Видимо, в последний момент Новиков или Шульгин решили сделать царский подарок оставляемому в глубоком тылу брату. Оторвав от себя. Михаил знал о том, что таких произведений инопланетного разума в распоряжении «Братства» то ли три, то ли четыре, и воспроизводству они не поддаются, в отличие от любых других материальных предметов.
А вот и записочка, вложенная под крышку.
«Раз так уж получается, это тебе „Резерв главного командования“. Все, что еще можем лично. Используй с умом и осторожностью. Инструкция прилагается. Царским подарком не считай. Вернешь по минованию надобности».
Подписи не было, но Басманов легко узнал стиль Шульгина. Словно бы даже голос его услышал.
Да, «Братство» — это «Братство». Уходя неизвестно куда, друзья доверили ему эту штуку, без всяких расписок и гарантий. Даже без честного офицерского слова. Верят, значит, в него беспредельно. Не допускают, что может он прямо сейчас, оздоровившись и омолодившись, плюнуть на все, рвануть в какой-нибудь Париж и открыть там собственную клинику, срывая безумные гонорары с недужных миллионеров и прочих «сильных мира сего».
А вот мысли дурацкие даже у него, боевого офицера и гвардейца, все равно в голове бродят, как юнкер на топографической съемке, заблудившийся в тумане и потерявший компас.
Какие клиники и гонорары, если и так денег неограниченно, и личная гвардия под рукой, и бумага, подтверждающая его диктаторские полномочия на целом континенте?
Тебе ведь, зверю
[73]
в полковничьем чине, ясно все дали понять. А, возможно, учитывая психологические таланты Новикова и Шульгина, превентивно по носу щелкнули. Чтобы не зарывался.
Басманов надел браслет на руку, убедился, что здоровья у него на сей момент вполне достаточно, и отправился к Сугорину.
«Старик» (в те времена сорокасемилетний человек уже морально готов был признавать себя таковым) работал над оперативными документами, нанося на собственную карту известия с фронтов и одновременно заполняя строевые ведомости на подразделения, которые он планировал использовать в свете изменившейся стратегической обстановки.
— Бросьте вы до завтра эти труды, Валерий Евгеньевич. Утро вечера мудренее. Пойдемте, прогуляемся на свежем воздухе. Кое-какие общие вопросы обсудим, тогда и частные лучше пойдут. А пока вот, позвольте, я вам эту штучку на руку прицеплю? — доставая из кармана гомеостат, сказал Басманов.
— Что это такое? — удивился Сугорин.
— Да так, диагностический прибор из будущих времен. Нам с вами много и тяжело работать придется, вот и посмотрим, как у нас со здоровьем…
Желтая засветка на циферблате покрывала почти две трети его площади. То есть состояние полковника реально было хуже, чем допускал физический возраст. Сугорин никогда ни на что не жаловался, но что-то его изнутри подтачивало. То ли не проявившийся пока рак, то ли иные хронические недуги в любом из жизненно важных органов.
От медицины Басманов был далек, но понимал, что не только до восьмидесяти полковник не доживет, а и до пятидесяти едва ли.
— Вас ничего последнее время не беспокоит? — спросил он.
— Что значит — беспокоит?
— В организме, я имею в виду. Болит там где, или иные неприятные ощущения…
— По-разному бывает. Желудок то и дело ноет, сердце иногда прихватывает, ногу под утро судорогой сводит. Бессонница, как я вам говорил. А что?
— Да теперь, пожалуй, уже и ничего. В эту штуку, как мне сказали, японские магнитные камни встроены, очень для организма полезные. Поносите до утра, а там посмотрим.
— Шарлатанство, — презрительно ответил Сугорин. — И вы в такое верите?
— Я бы и не верил, если б мы сейчас с вами в Африке девяносто девятого не сидели. А так… Александр Иванович наш, если вы не в курсе, японист и врач, знаток всяких эзотерических учений. Он в эту штуку очень верит и оставил ее мне именно в рассуждении, что у нас здесь с медицинским обеспечением очень и очень плохо. Вы, кстати, портреты печально для нас известного адмирала Хэйхатиро Того
[74]
помните?
