— Присаживайтесь, Виктор Викторович, — указал Антон на кресло в просторной гостиной. — Теперь мы можем говорить совершенно свободно…
— Только теперь? А раньше?
— Вот об этом и пойдет речь.
— А где все-таки Игорь? Вы же обещали…
— Да будет он, будет, не тревожьтесь. Единственное, в чем меня не мог упрекнуть ни один ныне живущий человек, — это ложь. Я никогда никому не вру. Другое дело — не все умеют правильно трактовать мои слова применительно к обстоятельствам. Но это ведь их проблемы, не мои?
Антон по-прежнему нравился Скуратову, он хотел бы числить его своим новым другом, ну, не другом, хотя бы хорошим приятелем. Однако последняя фраза прозвучала двусмысленно. Как логик, он не мог оспорить ее справедливости, а как обычный человек — насторожился.
— Антон, а как вас, кстати, по отчеству?
— Снова вас пустяки занимают, — ответил тот, прикуривая сигарету.
Виктор вдруг только сейчас заметил, что курит он слишком демонстративно, как дама полусвета, красиво, но не затягиваясь.
— Я вас совсем для другого пригласил, — сказал Антон и раздавил в пепельнице едва начатую сигарету, будто понял ее ненужность. — Мы сейчас находимся в единственном месте, где нас никто не услышит. Антураж — это вторично.
— А кто нас мог услышать раньше? — откровенно удивился Скуратов.
— Я к тому и веду…
В следующие двадцать минут Антон разъяснил Виктору, где именно они находятся, что такое Замок, не в архитектурном, а в сакральном, за неимением более подходящего термина, смысле. При этом ухитрился никак не намекнуть на истинное происхождение данного артефакта
[63]
. Словно бы он существовал как производное все той же Гиперсети, не зависимо ни от чего и неизвестно зачем. Как законы диалектики. Никто их не утверждал в Государственной думе, и обязательность применения на территории суверенного государства специальные службы не обеспечивали. А вот действуют же. Наравне с законом всемирного тяготения.
Просто сказал, что некогда был назначен смотрителем данной сущности. По конкурсу.
— Как вы — директором института.
— Или — римский папа — наместником Христа? — на всякий случай сострил Виктор.
— Что-то в этом роде. Мир ведь устроен сложнее, чем нам воображается.
— А кем вы были до этого?
— Журналистом. Очень удобная профессия, чтобы влезать в самые неожиданные ситуации.
— Как я сейчас?
— Но вы ведь не журналист? — резонно возразил Антон.
Вполне грамотно ответил, как бы пресекая дальнейшее обсуждение посторонней сейчас темы.
— Для нас важно то, что при всех неизмеримых возможностях Замка, здесь, благодаря внезапному озарению Александра, того самого Шульгина, мы изолированы от его бесконечной проницательности. Этот супермозг не знает преград, территориальных и временны́х, только стены нашего убежища для него непроницаемы, физически и ментально…
Рационалисту Скуратову в подобное поверить было трудно, так ведь и возможностей оспорить предложенное — тоже.
— Попытайтесь, все-таки, меня понять, — продолжал нажимать Антон. — Вы — единственный человек, способный помочь всем нам. Не только Ростокину. Замок — суперсуперкомпьютер, созданный за тысячелетия до того, как мы родились. И вы, и я… Предположительно — обладающий личностью. Или все же остающийся машиной. Сумеете в подобной коллизии разобраться? Только на вас и надежда.
Антон снова выдернул из пачки сигарету.
«Неужели так нервничает? — удивился Виктор. — Или — хочет убедить меня в том, что нервничает?»
— Мои друзья — удивительные по своим способностям люди, — продолжил форзейль, прикурив, — но Замок их уже знает. Не до конца, конечно, но знает, чего от них можно ждать. Тут еще одна тонкость. До последнего времени мы были напрямую связаны с так называемой Мировой сетью, что это такое, я вам объясню, но чуть позже. Замок вдруг вообразил, что, освободившись от ее влияния, он станет навеки независим и самодостаточен. Для чего и спровоцировал нашего товарища на отключение. Александр это сделал, не совсем понимая, каковы будут последствия. Он поверил, что все мы обретем свободу…
— Свобода? — вскинулся Виктор. — Откуда вы знаете, что такое свобода?
— И я об этом, — кивнул Антон. — Маркса-Энгельса читали. Бакунина с Кропоткиным тоже. Свобода от чего, и свобода для чего. Допустим, мы вообразили, что свобода от любого постороннего воздействия первична, а как мы ее используем — видно будет по обстановке…
— Не получилось? — сочувственно спросил Скуратов.
— Я бы так не сказал. У наших друзей, кажется, получилось. А вот у супермозга Замка не вышло точно.
— Так тут и удивляться нечему, — оживился Виктор. — Смотрите мою монографию, глава пятая, страница триста восемьдесят семь и дальше…
— Для чего я вас и позвал. Удивлены? Откуда, мол, этот господин из далекого прошлого обо мне знает и как он сумел меня сюда заманить…
— Удивлен, не скрою.
— Вот вечная беда представителей развитых цивилизаций, — сочувственно кивнул Антон, одновременно пытаясь выпустить дымовое кольцо. Получилось, но не очень ровное. — Вы рождения примерно две тысячи двадцатого года?
— Девятнадцатого…
— Неважно. А Лермонтов какого?
Скуратов напрягся. Лермонтова он, разумеется, читал. В гимназии, и фильм по мотивам «Героя нашего времени» видел. Очень давно. А вот год рождения… А кто сейчас может навскидку ответить, когда Державин родился?
— Тысяча восемьсот четырнадцатого, — помог ему Антон. — Двести пять лет разницы, правильно?
— Математику вы знаете, — постарался сохранить лицо Скуратов, снова не понимая, к чему клонит собеседник.
— Математику — относительно. Теорему Ферма в уме доказать не сумею. А карандашом на бумаге — легко. Но мы о Лермонтове. Армейский поручик, будучи на десять лет младше вас физическим возрастом, двести шестнадцать лет назад написал кое-что, касающееся общечеловеческой психологии, чего и ваши современники не сумели. Навскидку скажете, есть у вас, в благополучнейшем обществе, поэт, написавший что-то вроде: «Наедине с тобою, брат, хотел бы я побыть…»?
— Не знаю. Ростокин вам бы ответил, а у меня другие интересы. Вернемся к основной теме?
— С удовольствием. Прежде всего, я вас сюда не заманивал. Слышал от Ростокина много лестных слов в ваш адрес и сожалел, что вы не входите в наше сообщество. Многие проблемы были бы решены еще до своего возникновения…
— Так отчего же не обратились? Не исключаю, Игорь сумел бы меня убедить поработать с вами.
