Офицеры-индусы в массе своей желанием проливать кровь за империю не горели. Многие помнили, как жестоко англичане подавили знаменитое сипайское восстание 1857–1859 годов. Едва ли мягче, чем большевики — антоновское в 1920-м. На новую вооруженную борьбу с колонизаторами готовы были немногие, но вот в теорию «ненасильственного сопротивления»
[54]
то, что им было предложено, вполне укладывалось.
Многие молодые английские лейтенанты спрашивали у своих ровесников-мичманов, как же их действия сообразуются с обычаями и принципами войны? Неправильно как-то все делается. На что те отвечали, мол, государство у нас новое, мы — люди в принципе мирные, чтящие Заповеди Господа нашего, и не желаем продолжать устаревшие традиции исконно милитаристских держав. Почему и отпускаем вас на все четыре стороны.
— На три, — уточнил старший по команде мичман Чирков, которому предстояло вести к месту последней стоянки громадный трехтрубный пароход «Дункан Касл», — четвертая — море, по которому ходить, аки посуху, никому, кроме Христа, не удавалось…
На «Дункане» размещались штабные офицеры бригады, подразделения управления и артиллерия. Разговор происходил на баке, возле ящиков с песком, заменяющих пепельницы. Вокруг трех русских собралось с полсотни англичан, чинами от лейтенантов до майоров.
— И очень надеемся, что этот прецедент повлияет на дальнейшее смягчение нравов, — добавил еще один мичман, Самсонов-третий
[55]
. — Нам война совершенно не нужна, военнопленные — тоже. Мы готовы во всей Южной Африке точно так же отпустить желающих в любое место по их выбору, а прочим предоставить полноценное гражданство. На основе наших законов, конечно…
Да, посмотреть на Самсонова — чистый голландец! А говорит свободно и даже излишне литературно. Хотя какая там, в Голландии, литература…
Отношения между офицерами враждующих государств складывались на глазах. Почти дружеские. Англичане принесли из кают достаточное количество виски и хереса, наши ответили ромом из фляжек.
И снова, сам собой, возник разговор насчет национальной принадлежности победителей. Естественно, что британцам трудно было поверить, что эти элегантные, хорошо образованные, с правильными чертами по-особенному одухотворенных лиц, вдобавок обладающие тонким юмором (каждый!) офицеры могут быть сыновьями не только здешних, застрявших в семнадцатом веке скотоводов, но и европейских голландцев.
Каждый англичанин, если не видел сам, так непременно слышал об их тугодумии и напыщенной солидности.
Пароходы тем временем, конвоируемые крейсерами, уже двигались к месту своей вечной стоянки. На карте Мадагаскара Белли нашел небольшой поселок под названием Андрука, расположенный в глубине бухты, огражденной цепью коралловых рифов. Как раз то, что нужно.
— Вы меня извините, господин лейтенант тер Зее, — перевел мичманские нашивки Самсонова на голландский манер один информированный майор с длинными полуседыми усами, — никак я не могу согласиться с вашими словами. За двадцать лет службы где только я не побывал. В Амстердаме в том числе. И в Батавии
[56]
, само собой. Я, по-вашему, похож на папуаса? Вот и вы — на голландцев так же.
Самсонов сделал пальцами правой руки, свободной от стакана, условный жест, и ближайший робот, скучающе привалившийся к леерной стойке, не снимая ладони с приклада «маузера», разразился длиннейшей тирадой на голландско-английском пиджине, широко распространенном в Южных морях.
— Вы все поняли, господин майор? — ехидно спросил мичман. В произнесенных роботом фразах содержались как интересные фактические моменты из колониальной жизни, так и не совсем уважительные слова в адрес лично майора, его мамаши и родственников. Нечто в таком смысле: «Там, где ты ничего не знаешь, не хрена и косить под умного».
Майор поморщился.
— Это ничего не доказывает…
Офицерам Белли не запрещал развлекаться, как угодно, за пределами основной задачи.
А поводы поразвлечься были.
Сейчас вокруг них не враги, нет. Слишком высокий титул для вот этих. Люди, одетые в военную форму, вооруженные, но никакие вояки. Заслуживающие лишь снисходительного презрения. Каждый из мичманов, командуй он любым из трофейных пароходов, на которых от тысячи до двух вооруженных солдат, бились бы до последнего. Винтовка «Ли Энфильд» прицельно стреляет на километр минимум. А Белли подвел «Изумруд» на двести метров. Организованным залповым огнем батальона можно было снести прислугу с орудийных площадок и командиров с мостика. А потом — на таран, если потребуется.
А эти — подняли ручки! Да им ведь не привыкать. Не в пример Севастополю и Порт Артуру за неделю сдали японцам сильнейшую, реально неприступную крепость — Сингапур, отделенную от материка широким проливом Кота Бару и окруженную мощными бетонными бастионами. А как из Дюнкерка бежали, вояки! Что после этого можно говорить?
Вот мичмана́ и говорили с тщательно замаскированным неуважением. Сейчас что? Полсотни боевых офицеров вокруг. Кинулись бы разом, скрутили, потом начали диктовать какие-то условия. Вон, каждому из русских моряков помнится, как при обороне Петропавловска тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года матросы, ничего не знавшие о войне, при попытке захватить их баркас, пересекавший Авачинскую бухту с грузом кирпича, отбивались впятером теми же кирпичами от Королевской морской пехоты. И уцелевших, взятых в плен без оружия, приговорили к смертной казни. По привычной англосаксам традиции: убивать всех несогласных и беззащитных. Хоть индейцев Северной Америки, хоть гражданских немцев в Дрездене, Кельне, Гамбурге, которых бомбили с десятикилометровой высоты просто так. Пилоты «Ю-88» и «Хе-111», летавшие на Лондон, хоть жизнями своими рисковали, а эти — развлекались. Ну и Хиросима с Нагасаки в тот же счет идет.
— Как же не доказывает? У нас тут все — такие голландцы! На серебряных коньках по каналам катаемся, если замерзают, сыры делаем — очень вкусные, да хоть сейчас принесут, если прикажу, а уж бриллианты! У меня дедушка — один из владельцев алмазно-гранильной фабрики в Амстердаме. Могу составить протекцию в рассуждении скидки…
Усмешка мичмана при этом была столь откровенно издевательской…
— Мы с вами говорим по-английски и по-голландски. На каком-то другом вы умеете? Ждем-с.
