И вот, наконец, бывшего форзейля удалость убедить (или заставить) полностью укомплектовать штаты. Как и положено, число роботов на «Валгалле» и «Изумруде» теперь совпадало с предусмотренным уставами количеством личного состава. Что на практике создавало огромный резерв, поскольку один робот легко мог заменить четырех офицеров любой специальности и до десятка нижних чинов. Причем одновременно.
Еще одна должность, для которой не имелось подготовленных людей, — старший боцман. Фигура незаменимая на любом корабле, а уж на наскоро подготовленных крейсерах с разношерстной командой — тем более.
Настоящий боцман-дракон, вроде тех, что по пятнадцать-двадцать лет правили службу на лучших кораблях старого флота, — фигура штучная, «необъясненная и, может быть, даже необъяснимая». Командиры со старшими офицерами приходили и уходили, а боцман оставался. И парусное дело знал в совершенстве, и умел из неграмотного новобранца, до службы никакой воды, кроме жалкой речушки за околицей, не видевшего, сделать лихого марсофлота, без страха умеющего работать в восьмибалльный шторм на ноке бом-брам рея. А порядок на вверенном корабле поддерживал такой, что самый придирчивый адмирал недоуменно взглядывал на батистовый носовой платок, остававшийся чистым после прикосновений к заведомо грязным частям корабля — ступенькам трапов, шлюпбалкам и даже движущимся частям паровых машин. Как это можно было обеспечить — оставалось вечной тайной боцманского сословия.
К счастью, именно таков был старший боцман «Валгаллы», робот-кондукто́р
[49]
Плетнев, поименованный так в честь одного из персонажей морских повестей Колбасьева. Воронцов, используя имевшуюся матрицу, пять лет учил его и воспитывал в нужном стиле и духе, добившись выдающихся успехов. Вот его и растиражировали, внеся в каждый экземпляр кое-какие индивидуальные черты внешности и характера.
Кочегарами пришлось нанимать опять же кафров и зулусов, уже знакомых с этой работой. Парни, как правило, были здоровенные, веселые, в меру окультуренные. Они слегка впадали в шок, когда им объясняли, что вахты будут — четыре часа через восемь, а не восемь через четыре, и платить станут больше, чем капитанам при англичанах. Поверив, наконец, и получив аванс, они немедленно приступали к ритуальным пляскам на пирсе, торжествующе потрясая новенькими шуфельными лопатами. Как их отцы и старшие братья — копьями для охоты на львов.
Адмирал Балфур со своим штабом и командирами крейсерского отряда тоже времени зря не терял. В отличие от Зиновия Петровича Рожественского, за все время пути к Цусиме ни разу не собравшего военного совета и вообще, кажется, не удосужившегося прочитать хотя бы труд своего предшественника Макарова «Рассуждения о морской тактике», сэр Роджер отнесся к создавшемуся положению серьезно. Если на театре появился противник, значительно превосходящий тебя техническими возможностями, необходимо задуматься, что же ему можно противопоставить?
Безвыходных положений не бывает — в это адмирал верил твердо. За ним стояла многовековая традиция морских побед, а поражения принято было считать случайными. У буров на сухопутье тоже имелось превосходство в прицельной дальнобойности их ружей и тактике рассыпного строя, но из этого совсем не вытекало, что они непобедимы. Пехотные генералы этой войны вызывали у Балфура скорее раздражение, чем сочувствие.
А здесь перед ним встала интересная задача, вроде варианта в покере — что лучше, сбросить карту от двойки с тройкой, в надежде получить каре или флешь, или блефовать на своих с приличными шансами?
Проигранный его коллегой, адмиралом Хиллардом, бой у Западного побережья Африки ничего не доказывал. Дальнобойность пушек противника и его скоростные характеристики, конечно, удивляли, но при любом раскладе восемь тяжеловооруженных крейсеров способны организовать такую картину сражения, что преимущества неприятеля обратятся в его недостатки.
По-своему он был прав. И его капитаны увлеченно рисовали на больших листах бумаги схемы, руководствуясь которыми эскадра непременно должна была выполнить свою задачу.
Как раз ко времени подоспели сведения, полученные из Лондона. Там Сильвия по своим каналам довела до лордов адмиралтейства очередную «крайне секретную информацию», полученную якобы прямо из статс-секретариата адмирала фон Тирпица. Оперирующий на британских коммуникациях легкий крейсер действительно был спроектирован инженерами фирмы «Шихау». И там же был заложен, примерно в середине девяносто седьмого года, без всякой огласки, под видом обычного малотоннажного пакетбота.
Видимо, он с самого начала предназначался для одного из государств, планирующих войну на коммуникациях противника. Чили, например. Или действительно для смотрящих далеко вперед буров, готовивших своему грядущему противнику неприятный сюрприз.
То, что разведка прозевала этот факт, непростительно, но объяснимо. На фоне развернувшегося во всех европейских странах бурного строительства все более крупных и мощных кораблей, действительно представляющих опасность для соперников, закладка небольшого гражданского судна внимания не привлекла. Тем более что сразу после завершения корпусных работ будущий крейсер был уведен на буксире из Эльбинга сначала в Киль, а потом куда-то еще для достройки и вооружения. Куда именно, установить пока не удалось.
В нормальной обстановке, разумеется, такая «деза» была бы разоблачена довольно легко, но — не в условиях военно-политического психоза и вдобавок информационной войны, организованной по методикам конца двадцатого века. Любого, кто слишком плотно начал бы интересоваться этой историей, легко можно перекупить, переубедить или — убрать, в крайнем случае. Как любил выражаться Шульгин, перевоплощаясь в ниндзя, — «погасить облик».
Адмиралу и его штабу пришлось довольствоваться характеристиками до сих пор не вступившего в строй русско-немецкого «Новика», которые имелись в открытой печати. Водоизмещение — три с половиной тысячи тонн, бронирование отсутствует, скорость на форсировке машин — до двадцати шести узлов, вооружение — восемь принятых на российском флоте стодвадцатимиллиметровых орудий. Только на «бурском» рейдере, как показало обследование поврежденных крейсеров, калибр пушек был чуть больше — сто тридцать.
Выглядело это эффектно, но не так уж страшно. Балфур, который со своим отрядом не принимал участия в боях, предпочел неудачу отнести на счет нераспорядительности адмирала Хилларда, растерянности и низкого боевого духа его офицеров. Все остальное — попытка оправдать свое поражение воздействием «непреодолимой силы».
В общем, это вполне естественно. Любому нормальному человеку свойствен именно такой подход. Знает он принцип Оккама или не знает. Если тебе набили морду в темном переулке, то наутро ты будешь рассказывать не о своей слабости и трусости, а о численном превосходстве хулиганов и о том, что каждый был как минимум мастер спорта по боксу.
