Зато Басманов и Сугорин в полной мере проявили самостоятельность и стратегические таланты. Придется им генеральские чины присваивать.
Но три недели — это было три дня назад. А потом процесс пошел вразнос. К примеру, Лариса считала, что ее приключение заняло гораздо больше суток, а по расчетам «извне» — часов пять. Потом Шульгин с Удолиным Ларису выручили и перебросили в лагерь, а сами еще сколько-то, но никак не больше часа, провели на станции дуггуров, а на стоянке фургонов прошли сутки. Получается, что в пределах полусотни километров и, так сказать, биологического дня время несколько раз поменяло скорость и знак. В радиусе полусотни километров оно то ускорялось, то замедлялось, то текло навстречу самому себе. В принципе, ничего удивительного здесь не было, приходилось уже сталкиваться с подобным, но в таком концентрированном и, так сказать, взаимоисключающем виде — впервые. Неизвестно, что случилось бы, задержись они в стране дагонов еще сколько-то. Очень возможно, что после уничтожения станции обстановка стабилизировалась, а может быть — наоборот, и что сейчас там происходит — невозможно и представить.
Поглощенному тревогой за судьбу Ларисы Левашову тогда было не до теоретических размышлений, Шульгину с Удолиным — тем более. Сам Новиков, приняв ментаграмму профессора, во время скачки через леса и вельд ничего такого не ощутил. Старался успеть как можно быстрее, да беспокоился, выдержат ли лошади, вот ему и казалось, что время тянется, как резина. А сверить перед боем часы, свои, Левашова, Шульгина, как это от века заведено, — никому в голову не пришло.
Вахтенный ответил. Новиков непроизвольно выругался.
— Что вы сказали?
— Ничего, это так, неопределенный артикль. Конец связи.
Он выключил рацию.
— Ну что, господа, позвольте вам доложить, что еще неделька пролетела мимо нас…
Когда все расположились вокруг костра, Андрей предложил Левашову «привести картинку в соответствие», как он выразился.
— Я лично все понимаю и без подробных объяснений, — не замедлил вмешаться Шульгин, — кроме одного — если время у нас течет медленнее, чем там, — как получается по радио нормально разговаривать? Всем случалось пластинку 33 на 78 оборотов включать. И наоборот. И здесь так же должно быть.
— Тонко подмечено. Но из этого следует лишь то, что в моменты связи время у нас и на «большой земле» шло одинаково. А все катаклизмы имели место быть за пределами первой и нынешней «точки стояния», — ответил Левашов. — Либо радиус поражения был меньше, чем расстояние до наших фургонов, либо пятно хроноклазма имеет неправильную форму…
Ирина, вроде бы бесцельно черкавшая прутиком по земле, подняла голову.
— Могу предложить еще одну, вполне безумную идею, — сказала она с усмешкой. — Наши роботы…
— Что — роботы? — не понял Левашов.
— Роботы, являющиеся элементами Замка, вполне могут обладать неизвестными нам свойствами. В том числе — способностью генерировать вокруг себя нечто вроде кокона, непроницаемого для здешнего хронополя. Там, где они находились (а кто-нибудь из них постоянно оставался при фургонах), время текло нормально.
— Не получается, — тут же сообразивший больше того, что хотела сказать Ирина, ответил Олег. — В этом случае мы бы с ними разминулись…
— Отнюдь нет, — возразила она. — Как ты себе это представляешь? Главное, что они все время оставались на том же самом месте. А сколько именно часов или дней прошло для нас и для них…
— И для лошадей, — неожиданно вставила Анна, обычно старавшаяся не вмешиваться в научные дискуссии «старших».
— Совершенно верно. Лошади щипали травку, пили воду и спали, совершенно не задумываясь, день прошел или неделя.
Все дружно рассмеялись. А ведь действительно. Если никому не пришло в голову приказать роботам отслеживать время отсутствия в лагере каждого из них, то по своей инициативе они подобными изысканиями заниматься не были обучены. А теперь что же? Если даже попытаться провести ретроспективный хронометраж, так он ничего не докажет. Другое дело — вернуться и провести инструментальные исследования…
— Очень может быть, что-то в твоей идее есть, — сказал Новиков. — Не зря же дагоны сразу усекли «чуждость» наших спутников и велели им оставаться за неким, возможно, точно рассчитанным пределом. Чтобы не нарушали режим дня.
— Ладно, как бы там ни было, это не самая важная сейчас загадка. На этот раз я час и минуту связи с «Валгаллой» засек. При следующем сеансе сопоставим. А пока будем сворачивать бивуак и начинать движение. Путь неблизкий, успеем наговориться.
Лагерь свернули, фургоны загрузили по-походному, все лишнее убрав подальше, а под руками оставив самое необходимое, то, что может потребоваться немедленно, исходя из обстановки. Предстояло пересечь много десятков километров открытого пространства, и еще неизвестно, насколько соответствуют действительности слова Воронцова трехдневной давности.
Это хорошо, что англичане стремительно отступили в южный треугольник Капской колонии, к Кейптауну. Но из опыта многих следующих войн было известно, что в случае отсутствия сплошного, «планомерного сокращаемого» фронта, когда отступающие войска не имеют возможности сохранять зрительную и огневую связь, случается много интересного.
Великолепный пример — собственная Гражданская война 1918–1922 годов. Во многом похожая на нынешнюю Англо-бурскую. Разгром ударной группировки противника и введение в прорыв всех имеющихся в распоряжении сил по единственному направлению автоматически приводят к тому, что по флангам и в тылу наступающих войск всегда остается значительное количество недобитых и просто незамеченных частей противника. В зависимости от их численности и инициативы командиров возможны крайне неприятные последствия. О партизанском движении англичан в тылу буров говорить не стоит, но несколько рот, батальонов, а то и полков вполне могли опомниться, привести себя в относительный порядок и устроить победителям серьезную войну на коммуникациях.
Или просто пробираться вслед за наступающими бурами в надежде рано или поздно воссоединиться с главными силами, когда те, наконец, сумеют стабилизировать фронт.
В любой момент «кладоискатели» могли нарваться на один из подобных отрядов. Да и того, что не только регулярные войска могли попасться на пути, а и пресловутые ойтландеры организуют собственные шайки мародеров, исключать никак было нельзя.
Поэтому вся система охраны и обороны каравана на марше была продумана с учетом имеющихся фактов, исторических и умозрительных. Огневая мощь отряда после стычек с англичанами и битвы с дуггурами не пострадала. Патронов расстреляли почти половину, но и оставшихся хватит, чтобы обратить в бегство очередной кавалерийский полк. А уж на самый крайний случай, думать о котором никому не хотелось, можно было прибегнуть к совсем не конвенциональным методам. Выпустить роботов, как стаю бойцовых собак на пьяную компанию уличной шпаны, приказав уничтожать всех, не стесняясь в способах. Они голыми руками перебьют, передушат батальон полного состава, «чувств никаких не изведав»
[21]
. Именно этого почему-то опасался Антон, когда Воронцов завел с ним первый разговор о роботах.
