Это, конечно, высший пилотаж психологической войны, но соратники князя к ней были давно готовы.
Здесь тоже пригодился верископ Бубнова (по документам – «изделие ВБ»), не один аппарат, конечно, а целый верископический полк резерва Главного командования, как, по аналогии с артиллерийскими, могла быть названа часть, оснащенная полусотней мобильных установок.
Прошедшие спецобследование и признанные годными руководители информационных агентств и наиболее авторитетные корреспонденты газет, радио и дальновидения начали получать материалы, оформленные в виде утечек информации из военных кругов, где в самом неприглядном свете рисовали моральное и техническое состояние войск и растерянность, царящую в кругах гражданской администрации и командования Западного округа.
Причем сведения эти в принципе были достаточно правдивы, только отбирались умело, превращая отдельные, вполне естественные в условиях сумятицы и хаоса факты во всеобъемлющую тенденцию.
Сообщалось о фактах перехода на сторону восставших сотен и тысяч солдат, причем не только польского происхождения, и даже некоторых русских офицеров, о нехватке в войсках оружия и снаряжения, бедственном положении блокированных повстанцами гарнизонов и неспособности военных властей взять ситуацию под мало-мальский контроль. Отдельные успешные акции инсургентов всячески раздувались и из них делались далеко идущие выводы.
Попытки официальных и официозных
[24]
изданий внушить общественному мнению, что все обстоит не настолько плохо, выглядели примитивно и неубедительно.
Солидные, авторитетные обозреватели и аналитики один за другим выступали с пространными комментариями и редакционными статьями, совершали экскурсы в историю, начиная с XVIII века, как российскую, так и иных европейских держав, в разное время сталкивавшихся с проблемами сепаратизма.
Почему-то все у них выходило, что геополитическое положение России в данном конфликте практически безнадежно, что национальные революции при созревании подходящих условий (а они как раз сейчас вот и созрели!) просто обречены на успех. А партизанские войны, если в них включается «большинство народа», правительственным войскам выигрывать не удавалось никогда. Несмотря на массу содержащихся в этих материалах натяжек и явных глупостей, необходимое влияние на слабые умы они оказывали.
Обрадовавшись столь мощной поддержке, откуда и не ждали, ударили в барабаны и затрубили в победные горны все штатные оппозиционеры и оппозиционеры ситуативные.
Вал пораженческих публикаций нарастал. В правительство и Государственную думу посыпались индивидуальные и групповые запросы. Выступления членов кабинета и самого Каверзнева выглядели беспомощно и только подливали масла в огонь.
Заявление премьера о необходимости взвешенного подхода к освещению событий и ограничения кампании критики некоторыми правовыми и этическими рамками тут же было расценено как подготовка к введению цензуры.
Очень странным образом все происходящее напоминало положение в России на рубеже 1917 и 1918 годов. Тогда ведь тоже в едином порыве слились левые и правые, октябристы, кадеты, эсеры и эсдеки, одержимые единой целью: свалить кабинет министров, учредить «ответственное» правительство, в идеале – добиться отречения Императора.
И также для этой цели использовалось все – сказки о предательстве царицы, «распутинщина», отдельные, отнюдь не катастрофические перебои со снабжением армии вооружением и продовольствием, реальные просчеты военного командования, ничем, впрочем, не худшие, чем у иных держав Антанты и Тройственного союза.
На этом фоне были не слишком заметны публикации в московской прессе, определенным образом контрастирующие со становящимися как бы и господствующими настроениями в «просвещенной части общества». События там комментировались с гораздо большей взвешенностью и здравым смыслом и пути выхода из идейно-политического кризиса предлагались вполне разумные.
«При этом следует отметить, – писал в докладной записке один из аналитиков, – что размещаемые в указанных средствах массовой информации материалы пользуются большим успехом в среде предпринимателей, технической интеллигенции, вообще той части населения, что живет собственным производительным трудом и полагает сохранение твердого государственного порядка необходимым условием собственного благополучия. Проведенные исследования показывают также, что большая часть граждан, проживающих в центральных, западных и южных губерниях, готова поддержать самые решительные меры правительства и расценивает введение военной диктатуры как вполне оправданное требованиями момента. Вопрос о возможности и желательности передачи всей полноты власти в руки Местоблюстителя по известным причинам не задавался. Однако подобная мысль и без этого имеет достаточно широкое хождение в массах, обсуждается в приватных беседах, в том числе и в местах значительного скопления людей, как то: у газетных витрин, в трактирах и пивных, на стадионах и в иных увеселительных заведениях».
Такая именно реакция и планировалась, чему значительно способствовали регулярно публикуемые сюжеты, вроде бы никак напрямую не связанные с текущим моментом. Например, посвященные блестящему экономическому положению Московского княжества (что было правдой), постоянно растущему народному благосостоянию (для чего предпринимались специальные усилия), а также выдающимся военным и административным способностям Олега Константиновича, благо приближалось десятилетие его пребывания на посту Местоблюстителя.
Постепенно до наиболее проницательных деятелей оппозиции начало доходить, что происходит, но – слишком поздно. И развернуть собственную пропагандистскую кампанию на сто восемьдесят градусов уже не было ни времени, ни реальных возможностей.
Что, начать вдруг писать и говорить, будто они тоже поддерживают целостность Державы и нерушимость послеверсальских границ? Что отнюдь не против деятельности на своем посту кабинета Каверзнева, поскольку «коней на переправе не меняют», и готовы отдать карт-бланш в наведении порядка именно ему, чтобы не допустить перехвата власти «узурпатором»? При этом каким-то образом пытаться демонизировать самого Великого князя, приписывая ему все мыслимые на свете пороки?
С такой стратегией куда больше потеряешь, чем обретешь. А действительно ненавидимому либеральными кругами потомку «тех самых Романовых» дашь в руки неубиваемые козыри.
«Поздно, господа, поздно!» – Вполне довольный результатами трудов на то поставленных специалистов, Олег Константинович продолжал перебирать и просматривать папки с газетными вырезками, сообщениями информационных агентств, аналитическими записками, радиоперехватами, адресованными лично ему письмами зарубежных благожелателей.
«Для нас мятеж Польши есть дело семейственное, старинная, наследственная распря. Мы не можем судить ее по впечатлениям европейским, каков бы ни был в прочем образ наших мыслей». (А. Пушкин, 1831 г.)
