Когда два года спустя в Лондоне родилась их вторая дочь,
Арман был точно так же взволнован и счастлив. На этот раз они уговорили
Крокетта остаться в Сан-Франциско, пообещав немедленно сообщить о рождении
ребенка. Своей первой дочери они дали имя Мари-Анж Одиль де Вильер. Оба они
решили, что Одиль это было бы приятно. Вторую девочку, к несказанной радости
Гаррисона, назвали Элизабет Лиана Крокетт де Вильер.
Отец Лианы приехал в Лондон на крестины. Он смотрел на
внучку с таким обожанием, что окружающие не могли сдержать улыбку. Но все-таки
его вид встревожил Лиану. Ему было уже шестьдесят восемь, и хотя он всю жизнь
обладал отменным здоровьем, теперь выглядел старше своих лет. Лиана с тяжелым
сердцем проводила его на корабль. Она сказала об этом Арману, но тот был
слишком занят сложными переговорами с Австрией и Англией. Впоследствии он очень
сожалел, что не придал значения словам жены. Гаррисон Крокетт умер от
сердечного приступа на корабле по дороге домой.
Лиана полетела в Сан-Франциско, оставив детей с Арманом.
Боль утраты стала почти непереносимой. Стоя у гроба отца, Лиана поняла, что без
него ее жизнь уже никогда не будет прежней. Дядя Джордж собирался переехать в
дом Гаррисона и занять его место в пароходстве. Но дядя напоминал тусклую
маленькую звездочку на небосклоне рядом со сверкающей звездой Гаррисона. Лиана
нисколько не жалела, что уезжает из Сан-Франциско и не увидит, как дядя
переезжает в их дом. Она не хотела видеть, как грубый, сварливый старый
холостяк водворяется в отцовском доме и все меняет на свой лад. Через неделю
она уехала из Сан-Франциско. Ее горе можно было сравнить разве что с тем, что
она чувствовала, когда умерла Одиль. Утешала лишь мысль, что скоро она вернется
домой к Арману, к детям, снова окунется в полную забот жизнь супруги посла. С
этого дня она перестала скучать по родине. С Америкой ее связывал отец, с его
уходом эта связь оборвалась. Отец оставил ей крупное состояние, но это было
слабым утешением. Единственное, что осталось у нее в жизни, — это семья:
муж и дочери.
Два года спустя они покинули Лондон. Армана назначили послом
в Вашингтоне. Впервые за пять лет, не считая поездки на похороны отца, Лиана
возвращалась в Соединенные Штаты. Началась лучшая эпоха в их совместной жизни.
Арман с увлечением работал на новом посту, Лиана осваивала не менее важные
обязанности жены посла. Впоследствии они вспоминали те годы с нежностью. Только
одно обстоятельство омрачило тогда их жизнь: после трудного морского путешествия
через Атлантику у Лианы начались преждевременные роды. Ребенок, на этот раз
мальчик, родился мертвым. Пережив удар, они вернулись к прежней жизни — к
роскошным обедам в посольстве, блестящим вечерам в обществе ведущих
государственных деятелей, приемам в Белом доме. Именно в те годы они
познакомились и подружились с известными политиками. И это сделало жизнь еще
более насыщенной и интересной. И теперь было трудно поверить, что жизнь в
Вашингтоне подходит к концу.
В Европе им, как и их девочкам, будет очень не хватать
вашингтонских друзей. Мари-Анж было девять лег, Элизабет — семь. В Вашингтоне
они пошли в школу, и хотя обе великолепно говорили по-французски, все-таки
переезд в Европу будет для них большим испытанием. В Европе уже пахло войной, и
один Бог знает, что ждет их там Арман твердо решил при первых же признаках
отправить Лиану с девочками обратно в Штаты, в Сан-Франциско, где Лиана сможет
поселиться в старом доме Гаррисона Крокетта. По крайней мере, там они будут в
безопасности. Но пока думать об этом рано. Пока, насколько Арману известно, во
Франции — мир, хотя никто не знает, сколько он продержится.
Сейчас ему нужно было срочно подготовить посольство к
приезду своего преемника, и он вернулся к лежащим перед ним бумагам. Пробило
десять, когда Арман наконец поднял голову от стола. Он встал и расправил плечи.
Последнее время Арман чувствовал себя усталым, даже старым, хотя для пятидесяти
шести лет он жил даже слишком насыщенной жизнью.
Он запер кабинет, кивнув на прощание двум дежурившим в холле
охранникам, открыл дверь( лифта, на котором обычно поднимался в свою квартиру,
вздохнул и с усталой улыбкой вошел в кабину. После трудного дня он всегда с
особым чувством возвращался домой, к Лиане. О такой жене, как она, любой
мужчина мог бы только мечтать. Все эти десять лет она была любящей, преданной,
понимающей и терпеливой. Кроме того, она обладала замечательным чувством юмора.
Лифт дошел до пятого этажа и остановился. Арман открыл дверь
и оказался в отделанном мрамором холле. Отсюда начинался коридор, ведущий в его
кабинет, большую гостиную и столовую. Из кухни доносились вкусные запахи. Арман
поднял глаза и увидел, что на мраморной лестнице, уходившей наверх, стоит
Лиана. Она была так же хороша, как и десять лет назад. Светлые волосы,
аккуратно подстриженные «под пажа», спускались на плечи, косметика слегка
оттеняла голубые глаза, а кожа сияла такой же свежестью, как в день их первой
встречи. Она была редкой красавицей; он наслаждался каждым проведенным с ней
мгновением, но в эти дни такие мгновения выпадали слишком редко — он был ужасно
занят.
— Здравствуй, любимый. — Спустившись вниз, она
крепко обняла его за шею и прильнула к нему. Она делала так на протяжении
десяти лет, но это по-прежнему трогало его до глубины души.
— Как прошел день? — Арман с улыбкой смотрел на
жену, гордый тем, что такая восхитительная женщина принадлежит ему.
— Я почти закончила паковать вещи. Спальню не узнаешь.
Там почти ничего нет.
— Но ты-то там будешь? — засмеялся Арман. Он уже
забыл про усталость.
— Конечно.
— А мне больше ничего и не надо. Как девочки?
— Скучают без тебя. Они не видели тебя уже четыре дня.
— Упущенное мы наверстаем на корабле. — Он широко
улыбнулся. — А у меня для тебя сюрприз. У того джентльмена, который всегда
занимал лучший люкс на «Нормандии», заболела жена, и он отказался от номера. А
это значит…
Он торжественно замолчал. Лиана радостно повела его в
столовую.
— Это значит, что из любезности к старому, усталому
послу нам предоставляют самые роскошные апартаменты на «Нормандии». Четыре
спальни и столовая, если мы, конечно, захотим там обедать. Да и девочкам
понравится их собственная столовая и гостиная с детским роялем. А еще у нас
будет своя прогулочная палуба, и мы сможем по ночам любоваться звездами,
любимая моя…
Он мечтательно замолк, как будто уже сидел на палубе
«Нормандии». Арман слышал немало восторженных отзывов об этом лайнере, хотя сам
никогда его не видел. Он решил сделать жене подарок. И неважно, что она сама
смогла бы оплатить все четыре люкса на корабле. Арман никогда не позволил бы ей
этого, он был слишком щепетилен в таких вопросах. Арман радовался тому, что
доставил жене удовольствие, но еще больше тому, что эти пять дней они проведут
вместе, как бы повиснув между двумя мирами. По крайней мере, закончатся, наконец,
эти напряженные дни в Вашингтоне, новые дела еще только ждут его во Франции. На
корабле наконец он будет свободен.
