— Конечно, нравилось, но не целый же год. Почему, черт
возьми, ты не можешь летать туда время от времени один?
— Потому что, если я стану мотаться взад-вперед, я
совсем не буду видеть тебя и Джона! — Неожиданно он вскочил, и горничная
поспешила выскользнуть из комнаты. Она хорошо знала, чем кончаются их ссоры.
Обычно он взрывается и начинает кричать, и тогда она обязательно швырнет в него
чем-нибудь. — Разве нельзя прекратить эти пустые разговоры? Пойми,
наконец, мы уезжаем — корабль отплывает через два дня!
— Ну и пусть себе отплывает, и ты вместе с ним, —
сухо заметила она, сидя на кровати и поглаживая лисий мех. Она снизу вверх
взглянула на мужа. — Ты прекрасно обойдешься и без меня.
— Вот как? А может, ты просто хочешь избавиться от меня
на целый год, чтобы я не мешал тебе мотаться в Бостон к этому сукину сыну?
Он уже давно узнал, что она спит с кем попало, но считал,
что надо сохранить брак ради Джона. Ник слишком хорошо помнил, какой одинокой и
несчастной стала его жизнь в детстве после развода родителей, и поклялся себе,
что никогда не сделает такой же жизнь своего сына. Все, чего он сейчас хотел — это
сохранить семью, и он добьется этого, что бы Хиллари ни вытворяла. Однако в
последнее время подобные сцены происходили чаще, чем хотелось бы.
— Неужели ты не боишься забеременеть, Хил? — Они
оба понимали, о чем он говорит, — она может забеременеть не от него.
— Ты что, никогда не слышал об абортах… Если, конечно,
ты прав и я в самом деле гуляю направо и налево, что, кстати, совсем не так. Но
дети — это не мое увлечение, дорогой Ник, разве ты этого не знаешь? — Они
всегда старались ударить друг друга ниже пояса.
— Отчего же, прекрасно знаю.
Ник сжал кулаки, при этом голос по-прежнему звучал мягко.
Хил так и не простила ему того, что случилось девять лет назад. Она была самой
красивой дебютанткой Бостона. Он хорошо помнил ее черные волосы, резко
контрастирующие с белым платьем, которое ее родители выписали из Парижа. Многие
мужчины смотрели на нее с вожделением. Когда Хиллари родилась, ее отцу было уже
пятьдесят, матери — тридцать девять, и они давно потеряли надежду иметь детей.
Поэтому девочку баловали с самого рождения, ее обожали все — отец, мать,
бабушки и дедушки. Любое ее желание мгновенно исполнялось, она имела все, что
хотела, и полагала, что так будет продолжаться всегда, но вдруг на первом в
своей жизни большом балу она увидела Ника. Высокий, статный, светловолосый, он
танцевал с одной из самых красивых девушек Бостона. Как только он вошел, со
всех сторон послышался шепот: «Ник Бернхам… Ник Бернхам… единственный наследник
своего отца…» В свои двадцать девять он стал одним из самых богатых молодых
бизнесменов на Уолл-стрит и при этом оказался чертовски красив и к тому же не
женат. Хиллари практически вырвалась из рук своего кавалера и устремилась к
Нику. Их представил друг другу один из друзей ее отца, и она приложила все
усилия, чтобы завоевать его. Ник стал часто заезжать в Бостон, а летом — в
Ньюпорт, где и случилось то, что случилось. Хиллари очень хотелось завладеть
им, стать для него чем-то большим, чем все остальные женщины; кроме того, ей
казалось, что она любит его, поэтому-то она ему отдалась. Он стал первым
мужчиной в ее жизни.
Но случилось то, на что Хиллари никак не рассчитывала — она
сразу же забеременела. В первый момент Ник немного испугался, Хиллари же впала
в истерику. Ей вовсе не хотелось становиться толстой и безобразной, не хотелось
возиться с ребенком. И в то же время она была так по-детски трогательна, когда
плакала в его объятиях, что он невольно рассмеялся. Она что-то говорила — надо,
мол, найти врача и сделать аборт, но Ник не хотел и слышать об этом. Когда
первый испуг прошел, мысль о ребенке стала казаться ему все более и более
привлекательной, и потом, он любил Хиллари, эту прелестную женщину-дитя. Он
переговорил с отцом Хиллари, не упоминая о беременности, и скоро сообщил ей,
что они женятся в Ньюпорте еще до конца лета. Состоялась пышная свадьба, и
Хиллари, в белом кружевном платье, которое надевала на свою свадьбу еще ее
мать, походила на принцессу из сказки. Однако за счастливой улыбкой скрывались
обида и разочарование. Для Хил была непереносима даже сама мысль о ребенке.
Никакие ласки и заботы Ника не могли заставить ее забыть, что он женился на ней
из-за того, что она «залетела».
Приближалось время родов, и Ник превзошел самого себя — он
делал ей сногсшибательные подарки, помогал устраивать детскую, обещал ни на
минуту не отходить от нее во время родов. Однако на девятом месяце она впала в
ужасную депрессию, которая, по мнению врача, грозила тяжелыми осложнениями. Так
и случилось. Роды были настолько трудными, что едва не стоили жизни и Хиллари и
мальчику; она так и не простила Нику тот кошмар, через который ей пришлось
пройти. Депрессия продолжалась и после рождения ребенка, и целых полгода Ник
думал, что он единственный человек, который любит Джонни. Но через полгода
Хиллари начала понемногу приходить в себя.
Зимой она уехала на Рождество в Бостон, оставив сына в
Нью-Йорке. Оказавшись в привычной обстановке родного дома, Хиллари вдруг
почувствовала себя так, как будто вернулась домой навсегда. Она навещала
друзей, веселилась на вечерах, как будто старалась убедить себя и других, что
она по-прежнему дебютантка, а не замужняя дама. Через месяц Ник приехал за ней
и настойчиво попросил ее вернуться домой. Между ними произошла грандиозная
ссора, и Хиллари даже умоляла отца позволить ей остаться в Бостоне. Этот брак
был ей совершенно не нужен, она не хотела жить в Нью-Йорке, а ребенок мало
интересовал ее. Отец был потрясен. Хиллари не принуждали выходить замуж, она
сама выбрала Ника, и он стал ей хорошим мужем. Теперь ей следовало вернуться к
нему и хотя бы сделать попытку наладить семейную жизнь, кроме того, у нее есть
и материнские обязанности.
Хиллари вернулась в Нью-Йорк, чувствуя себя узницей,
отбывающей наказание, преданной даже собственным отцом. Она возненавидела Ника:
он олицетворял все, что мешало ей в жизни. Перед ее отъездом отец говорил с
зятем. В поведении дочери он винил прежде всего себя. Ее слишком баловали,
когда она была ребенком, но он никак не мог предположить, что она вырастет
такой эгоисткой, не желающей знать никаких обязанностей, равнодушной даже к
собственному ребенку Ник пытался убедить его, что с Хил нужно терпение — со
временем она повзрослеет и войдет в свою новую роль. Однако, как он ни старался,
все было напрасно. Ребенок ее по-прежнему интересовал мало, хотя следующим
летом она забрала с собой в Ньюпорт Джонни, чтобы избежать пересудов. Они жили
там все лето.
Когда Ник приехал ее навестить, он понял, что жена времени
не теряла. В то лето ей исполнился двадцать один, и у нее начался бурный роман
с братом одной из подруг. Этот молодой хлыщ, выпускник Йельского университета,
находил очень пикантным тот факт, что переспал с Хиллари Бернхам, о чем он и
поспешил оповестить полгорода. После визита, который нанес ему Ник, парень
вернулся в Бостон поджав хвост; в его ушах все еще стоял звон от оплеухи,
полученной от Ника. Но все-таки самой главной проблемой при этом оставалась
сама Хиллари. Ник снова привез ее в Нью-Йорк, попытался еще раз серьезно поговорить
с ней, но все напрасно — следующие пять лет она металась между Ньюпортом,
Бостоном и Нью-Йорком, заводя интрижки везде, где могла, включая и эту
последнюю.
