— Это довольно странное место, — отметил я.
— Она сама была странной женщиной, — отозвался мистер Бентли и грохнул трубкой так, что у меня зазвенело в ушах.
В девять тридцать я положил коробку с провизией в корзину велосипеда и тронулся в путь. Паучок вприпрыжку бежала впереди меня. Я больше не мог тянуть, так как должен был начаться прилив, и пока я катил через простиравшееся передо мной болото, меня вдруг осенило: я в какой-то степени сжигаю за собой мосты, и если что-то забыл, то не смогу вернуться и взять по крайней мере в ближайшие несколько часов.
Солнце светило высоко в небе, вода блестела, вокруг было светло, просторно и ясно, даже воздух, казалось, стал еще более чистым и бодрящим. Морские птицы, серебристо-серые и белые, парили в воздухе или камнем падали вниз, а впереди, в самом конце прямого пути, меня поджидал особняк Ил-Марш.
Примерно через полчаса после моего прибытия я начал активно обустраиваться на новом месте. В темной кухне, находившейся в дальней части дома, я отыскал посуду и столовые приборы. Вымыл их, высушил и разложил, чтобы в скором времени использовать по назначению. Затем расчистил угол в кладовке и сложил туда свою провизию. После этого, обыскав все полки и буфет наверху, я нашел чистое постельное белье и одеяла и положил их в гостиной у камина, в котором развел огонь. Я разжег камины и в других комнатах — в маленьком салоне и в столовой, а путем проб и ошибок сумел разогреть котел, поэтому рассчитывал к вечеру иметь горячую воду для ванной.
Затем я распахнул ставни, открыл несколько окон и уселся за большим письменным столом, стоящим около окна-фонаря в малой столовой. Мне показалось, из этого окна открывался самый красивый вид на болота, устье реки и небо над ними. Перед собой я поставил два ящика с бумагами, справа от меня был чайник, а у ног лежала Паучок. Я полностью погрузился в работу. Она оказалась довольно скучной, но я, набравшись терпения, развязывал и бегло просматривал связку за связкой бесполезных старых бумаг, после чего бросал их в пустой ящик, который поставил рядом с собой специально для этих целей. Там были старые счета по домоводству, чеки и счета из магазинов тридцати- или даже сорокалетней давности; многочисленные выписки о состоянии банковских счетов и рецепты от врачей, а также сметы от плотников, стекольщиков и декораторов; а еще — письма от неизвестных мне людей и поздравительные открытки на Рождество и дни рождения, но все они были отправлены и получены много лет назад. Мне также попадались счета из лондонских магазинов, списки товаров и замеры для портных.
Письма я откладывал в сторону для последующего их изучения. Все остальное оказалось просто грудой мусора. Время от времени, чтобы развеять скуку, я смотрел в широкое окно на болота, которые по-прежнему купались в лучах солнца и радовали своей тихой красотой. Я приготовил себе обед, состоявший из окорока, хлеба и пива, а в начале третьего позвал Паучка и вышел из дома. Я был спокоен и доволен жизнью. Проведя полдня за письменным столом, я чувствовал, что мое тело затекло, мне было скучновато, однако я не испытывал тревоги. Все эти ужасы и призраки, явившиеся во время моего первого визита в дом и на болота, будто растаяли вместе с туманом, который на короткое время полностью поглотил меня. Воздух был прохладным и бодрил, я прогуливался вдоль участка, на котором стоял особняк Ил-Марш, время от времени швырял палочку собаке, которая с радостью бросалась за ней и приносила мне, дышал чистым воздухом и совершенно расслабился. Я даже рискнул направиться к развалинам, где находилось старое кладбище. Паучок весело бегала неподалеку, искала настоящих или воображаемых кроликов, время от времени начинала яростно копать передними лапами землю, а затем вприпрыжку убегала прочь. Мы никого не встретили. Ни единой тени не легло на траву.
Некоторое время спустя я уже бродил по кладбищу, пытаясь безуспешно разобрать написанные на них имена, и наконец добрался до той крайней могилы, где в последний раз видел женщину. Я точно запомнил — она опиралась именно на этот могильный камень, и ожидал, что смогу разобрать на нем имя Драблоу, но буквы скрывала корка соли, которую, как я предположил, ветер приносил с дельты реки хмурыми зимними днями.
На д…ю пам…
…нет Драблоу
…190…
…сь по…
…иел…лоу
Урож…
Я вспомнил, как мистер Джером намекнул о существовании семейного кладбища Драблоу, которое долгое время не использовали, и оно находилось не на церковном дворе, поэтому решил, что именно здесь покоятся прежние представители фамилии. Но совершенно ясно, теперь здесь не было ничего, кроме старых костей. Я не испытывал страха и был почти спокоен, пока стоял там и думал об этом месте, которое прежде показалось мне жутким, зловещим, пагубным, а теперь лишь навевало уныние, настолько оно было запущенным и безлюдным. Лет сто назад на таком кладбище могли гулять поэты-романтики, набираясь вдохновения, чтобы потом сочинять свои напыщенные, печальные вирши.
Начало холодать, солнце клонилось к горизонту, а небо утратило свою яркость, поэтому я вернулся в дом вместе с собакой.
Там я заварил себе еще чаю, развел огонь и, прежде чем снова усесться за скучнейшие бумаги, просмотрел содержимое книжных шкафов в гостиной и выбрал себе чтение на ночь. Я остановился на романе Вальтера Скотта и книге стихов Джона Клера, отнес их наверх и положил на тумбочку в маленькой спальне, которую счел наиболее пригодной для сна, поскольку она располагалась в передней части дома и казалась не такой большой и холодной, как остальные; я решил, что здесь будет уютнее всего. Из окна открывался вид на ту часть болот, которая находилась в стороне от дельты реки, а если немного выгнуть шею, то можно было увидеть и дорогу Девять жизней.
Я собирался работать весь вечер, поэтому, когда стемнело, зажег все лампы, которые смог отыскать, задернул шторы и принес еще угля и поленьев из-под навеса, находившегося снаружи около двери в кухонную кладовку.
В ящике лежала груда ненужных бумаг, составлявших разительный контраст с небольшой стопкой писем, которые я собирался изучить более внимательно. Я принес еще коробки и ящики, наполненные бумагами, найденные мною в доме. Работая в таком темпе, я мог полностью разобрать их дня за полтора, не более. Я выпил стакан хереса и поужинал весьма скудной, но приятной пищей, которую разделил с Паучком. После этого, утомившись, я решил напоследок выйти прогуляться, прежде чем закрыть дом.
Стояла тишина, не было даже легкого ветерка. Издалека доносилось едва слышное журчание воды. Птицы уже спрятались в своих гнездах, ожидая наступления ночи. Темные, безмолвные болота простирались передо мной на многие мили вокруг.
Я снова в подробностях вспомнил события, точнее, явления призраков, случившиеся во время моего прошлого визита в особняк Ил-Марш, чтобы еще раз напомнить себе, что я спокоен и невозмутим. И все мои страхи и тревоги полностью забыты. Воспоминания о них вызывали у меня лишь недоумение. Со мной больше ничего не произошло, никакого несчастья. День и вечер прошли спокойно, обыденно и были начисто лишены каких-либо интересных происшествий. Паучок оказалась прекрасной компаньонкой, и я был рад слышать ее тихое дыхание, царапанье когтей и шлепанье лап по полу, которые время от времени разносились по большому пустому и старому дому. Единственными чувствами, которые я испытывал, оказались скука и состояние апатии, сопровождаемые желанием поскорее закончить работу и вернуться в Лондон к моей милой Стелле. К тому же я решил попросить у мистера Сэмюеля Дейли, в случае если у Паучка появится потомство, оставить мне одного щенка.
