Но внезапно женщина удалилась. Она проскользнула между могильными камнями, стараясь держаться тени стены, прошла через одну из трещин в ней и скрылась из виду.
Едва она исчезла, как мое самообладание, способность говорить и двигаться тут же вернулись ко мне. Я снова чувствовал себя живым и мог мыслить ясно. Меня охватила ярость, я злился на нее за те чувства, которые она вызвала во мне, за то, что заставила меня пережить столь сильный страх. И этот гнев побудил меня последовать за ней, остановить ее, расспросить и получить вразумительные ответы, которые помогут мне разобраться в случившемся.
Я побежал по сухой траве между могилами, быстро и легко преодолел короткое расстояние, отделявшее меня от разлома в стене, и тут же оказался на краю дельты. В нескольких шагах от меня трава уступала место песку, за которым начиналась мелкая вода. Меня окружали болота да соляные дюны, простиравшиеся в обе стороны и сливавшиеся с медленно поднимавшейся водой. Я мог видеть окрестность на мили вперед. Но нигде не заметил женщину или то место, где она могла бы укрыться.
Я даже не стал задаваться вопросом, кем или чем она была и как ей удалось исчезнуть. Я постарался вообще не думать об этом происшествии, и, собрав остатки сил, которые на удивление быстро стали покидать меня, я повернулся и побежал прочь от кладбища и развалин, подальше от этой женщины. Полностью сосредоточившись на беге, я слушал лишь стук моих ног о заросшую травой землю и дыхание, вырывавшееся из моей груди. Я бежал не оглядываясь.
К тому времени, когда я снова очутился около дома, я весь покрылся испариной от быстрого бега и сильных переживаний. Я достал ключ, но рука моя дрожала, и я дважды уронил его на ступеньки, прежде чем сумел открыть входную дверь. Войдя в дом, я тут же захлопнул ее за собой. Стук эхом разнесся по комнатам, а когда последние отзвуки стихли, дом снова погрузился в обволакивающую, всепоглощающую тишину. Я долгое время не решался выйти из темной, обитой деревянными панелями прихожей. Мне вдруг захотелось, чтобы со мной кто-то был, но, к сожалению, я находился здесь в одиночестве, потом у меня возникло желание оказаться в теплой, светлой комнате и выпить чего-нибудь крепкого для бодрости духа. Однако я непременно должен получить объяснение. Просто удивительно, насколько велико бывает человеческое любопытство. Никогда прежде я не думал об этом. Несмотря на пережитые ужас и потрясение, мне было интересно, кого именно я увидел. И не будет мне покоя до тех пор, пока я не разберусь во всем до конца, но в то же время я сомневался, хватит ли у меня мужества остаться здесь и провести расследование.
Я не верил в существование призраков. Точнее, до этого дня. Я не верил в них и в истории о привидениях, которые мне доводилось слышать. Я считал себя абсолютно рациональным, здравомыслящим молодым человеком и относился к ним как к вымыслу. Разумеется, мне было известно, что есть люди, которые якобы ощущают присутствие призраков, имеются места, где, по поверьям, живут духи, но я бы ни за что не признал во всем этом и крупицу правды, даже если бы мне представили веские доказательства. Впрочем, я никогда не видел подобных доказательств. Просто поразительно, я всегда думал, что появления призраков и другие странные происшествия происходили где-то далеко, с незнакомыми людьми, и обычно их рассказывали не очевидцы, а те, кто услышал эту историю от кого-то из своих знакомых.
Но тогда, на болотах, в сгущавшихся сумерках на заброшенном кладбище я встретил женщину, которая казалась вполне осязаемой и вместе с тем — у меня не оставалось ни малейших сомнений — такой призрачной. Она была бледна, а ее лицо искажала злоба, она носила одежду, которую уже не встретишь в наши дни, держалась от меня на расстоянии и не разговаривала. Однако когда я видел ее, тихую и молчаливую — всякий раз около могилы, — у меня создавалось впечатление, будто она обращается именно ко мне, и это ощущение наполняло меня ужасом и страхом. Она появлялась и исчезала, как не способен сделать ни один живой человек из плоти и крови. Но вместе с тем… женщина не была похожа на призрак в традиционном понимании: она не становилась прозрачной и не парила в воздухе, она выглядела вполне осязаемой, я четко видел ее и не сомневался, что могу подойти и обратиться к ней, дотронуться до нее рукой.
Нет, я не верил в существование призраков.
Но как еще я мог объяснить случившееся?
Где-то в темных недрах дома часы стали отмерять ударами время, и этот звук отвлек меня от размышлений. Вернувшись к реальности, я перестал думать о женщине и кладбищах и сосредоточил свое внимание на доме, где сейчас находился.
В конце коридора виднелась широкая дубовая лестница, а сбоку от нее — небольшой проход, ведущий на кухню и в кладовку. Там же располагалось еще несколько дверей, но все они оказались запертыми. Я включил в прихожей свет, однако лампочка была совсем тусклой, и я решил, что лучше будет зайти во все комнаты, отдернуть шторы на окнах и впустить в дом остатки дневного света. Затем я намеревался приступить к поискам бумаг.
После всего, что я услышал о покойной миссис Драблоу от мистера Бентли и других людей, которых встретил по прибытии сюда, воображение рисовало мне самые причудливые картины ее дома. Я ожидал, что он окажется обителью скорби о ее прошлом, напоминанием о днях молодости или о супруге, в браке с которым она прожила так недолго, — подобно дому несчастной мисс Хевишем.
[7]
Или, возможно, я увижу обычное захламленное жилище затворницы, коротавшей свои дни в обществе полуголодной кошки или собаки; повсюду будут пыль, паутина и старые газеты, а в углах — груды мусора и тряпья.
Но когда я начал обходить дом, заглянув в столовую и в гостиную, в комнату отдыха, в зал для праздничных обедов и в кабинет, я не обнаружил ничего особенно выдающегося или вызывающего отторжение, хотя там было немного сыро и стоял запах плесени и чего-то неприятного, появляющийся в домах, которые некоторое время не проветривают, особенно если они расположены поблизости от болот и водоемов, где сырость — вполне естественное явление.
Темная мебель оказалась старой, но прочной и чистой, за ней явно ухаживали надлежащим образом, хотя многие комнаты, по-видимому, редко использовались по назначению и, судя по всему, большую часть времени оставались запертыми. Лишь малая гостиная в конце узкого коридора, ведущего из прихожей, выглядела достаточно обжитым местом — возможно, здесь миссис Драблоу и проводила свои дни. В каждой комнате стояли шкафы со стеклянными дверцами, заполненные книгами. Помимо книг в доме оказалось много картин — тяжелые потемневшие портреты и пейзажи с изображениями домов. У меня упало сердце, когда я разобрал ключи из связки, данной мне мистером Бентли, и нашел те, что открывали различные ящики столов, бюро и конторок. Везде я обнаружил коробки и связки различных бумаг: писем, рецептов, документов, записных книжек. Перехваченные лентами или стянутые шнурками, они пожелтели от времени. У меня сложилось впечатление, будто миссис Драблоу за всю свою жизнь не выбросила ни единой бумаги или письма, и стало совершенно очевидно: разобрать всю корреспонденцию, даже если делать это без особой тщательности, будет намного сложнее, чем я предполагал. Большая часть бумаг окажется бесполезной и ненужной, и тем не менее мне придется изучить каждую, прежде чем я найду те, что могут понадобиться мистеру Бентли. Все документы, имеющие отношение к собственности, нужно было собрать и отправить в Лондон. Я понимал, что сейчас нет смысла начинать работу: было уже поздно, и я слишком переволновался в связи с происшествием на кладбище. Поэтому я просто обошел дом, заглянув в каждую комнату, но не обнаружил ничего интересного или изысканного. На самом деле дом оказался на удивление безликим. Мебель, отделка, украшения практически ничего не говорили об индивидуальности покойной владелицы и ее вкусе. В общем — довольно мрачное, неуютное и негостеприимное жилище. Необычным и примечательным было только одно — его расположение. Из высоких и широких окон открывался вид на болота, дельту реки и бесконечное небо, которое теперь потускнело и утратило прежние яркие краски. Солнце село, свет померк, воздух стал неподвижен, ничто не тревожило водную гладь, и я с трудом мог определить, где заканчивалась вода и начиналось небо. Все было серым. Я открыл ставни и распахнул пару окон в доме. Ветер стих, и тишину нарушал лишь легкий плеск воды — начинался прилив. И как только старая женщина могла жить здесь день за днем, ночь за ночью, полностью отрезанная от мира? Я не мог этого понять. На ее месте я бы, наверное, сошел с ума — поэтому я собирался работать без всяких перерывов, дабы поскорее разобрать бумаги. И все же, глядя на простиравшееся передо мной дикое болото, даже сейчас, в сумерках, я чувствовал странное очарование, исходившее от этих невероятно красивых мест. Передо мной лежала бескрайняя пустыня, и все же я не мог оторвать взгляд от этой картины. Однако в тот день я получил достаточно впечатлений и устал от одиночества и тишины, нарушаемой лишь плеском воды, стоном ветра и грустными криками птиц. Меня утомили серость и мрачность старого дома. Я знал, пройдет по меньшей мере час, прежде чем Кеквик вернется на своей повозке, поэтому решил выйти на воздух и немного взбодриться. Хорошая прогулка приведет меня в чувство, и, выбрав правильное направление, я смогу вовремя вернуться в Кризин-Гиффорд. Тогда Кеквику не придется возвращаться за мной. Но даже если и не успею, мы встретимся по пути. Насыпная дорога была прямой, и вода еще не скрыла ее. Я подумал, что вряд ли заблужусь.
