– Ты, может, не станешь слушать Элисон, но совершенно точно послушаешь нас! – сказала Карлотта, сверкая глазами. – А мы тебе сейчас всё скажем!
– Отпустите, дуры, – процедила сквозь зубы Энджела.
– Ты что-то слишком много рассуждаешь о мамах, – проговорила, склоняясь над ней, Карлотта таким яростным тоном, что Энджела испуганно отшатнулась. – Что ж, давай поговорим о мамах. О твоей маме! Мы бы не стали тебе ничего говорить, но, к сожалению, возникла срочная необходимость вбить немного ума в твою пустую голову.
– Если вы меня не отпустите, я закричу, – в бешенстве прошипела Энджела.
– Каждый раз, когда ты попытаешься закричать, я буду больно щипать тебя, вот так, – пояснила Карлотта и тут же ущипнула Энджелу за пухлое плечико.
Та взвизгнула от боли.
– Прекрати, Карлотта, – попросила Бобби. – Ты не можешь так себя вести.
– Ещё как могу, – невозмутимо ответила Карлотта.
Энджела знала, что Карлотта и правда может, и потому сразу замолчала.
– Пусть мама Полин – старая, измождённая и некрасивая, – сказала Карлотта, – но это ещё не повод её презирать. А вот твою маму есть за что презирать! Она испорченная, избалованная, грубая, вечно недовольная, мерзкая и самовлюблённая – в точности такая же, как ты! И пожалуйста, передай ей, чтобы она никогда сюда больше не приезжала и не задирала здесь свой нос, потому что мы не хотим её видеть, она нам не нравится, и мы её глубоко презираем и хотим, чтобы она забрала тебя отсюда как можно скорее!
– Точно! – подхватили Бобби, Дженет и близняшки.
Энджела побледнела. Ей сейчас сказали ужасные вещи, но она сама была в этом виновата. Конечно, в День середины четверти девочка испытывала некоторую неловкость за свою капризную маму, но она даже не догадывалась, до какой степени та разозлила четвероклассниц своим пренебрежительным отношением к их любимой школе.
– Хватит, Карлотта, – смущённо сказала Сьюзен Хауз.
Да, пожалуй, уже было хватит. У Энджелы был такой вид, словно она сейчас упадёт в обморок. Ей отчаянно хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Она гордилась и хвасталась перед всеми своей семьёй, она считала себя выше всех остальных девочек, а с ней разговаривали так, будто она была хуже всех.
Энджела громко всхлипнула и выбежала из гостиной.
– Слава богу, убежала, – сказала Пат. – Молодчина, Элисон! Я тобой горжусь. Может быть, теперь ты увидишь Энджелу нашими глазами.
– Я уже вижу, – убито ответила Элисон. – Она просто ужасная. Мне стало так жалко бедную миссис Джонс, а Энджела смотрела на неё с таким отвращением! Неужели у неё нет ни капли доброты?
– Ни капли, – сказала Дженет. – Но ей пора понять, что добро порождает добро, а злоба – злобу. А если она этого не поймёт, ей будет очень тяжело жить.
– А как вы думаете, Энджела права насчёт того, что Полин может быть воровкой? – спросила Дорис. – Она и правда сорила деньгами последнее время, но, если Полин на самом деле бедная, где она их взяла?
– Мы думали на Клодин, – сказала Изабель. – Она ведь тоже очень бедная, вечно у неё ни одной монетки, и вдруг откуда-то взялась куча денег. А мы все знаем, какая Клодин неразборчивая. Клодин мне очень нравится, но она ведь совсем не понимает, что значит честность! И мы подумали: может, это она?
– Тихо! Тихо! – зашикал кто-то.
Но было поздно – Клодин, которая вошла в комнату очень тихо, слышала всё, что говорила Изабель. Она тут же растолкала одноклассниц и встала перед ними. Изабель пришла в ужас. Она отдала бы всё что угодно, лишь бы француженка не слышала её слов!
– Клодин! – воскликнула Изабель. – Извини! Мне очень жаль, что ты всё слышала, только не сердись! Просто ты понимаешь честность совсем не так, как мы. Вот мы и подумали: может, ты так поступила, потому что не любишь экономку.
Клодин обвела девочек гневным взглядом. Она увидела серьёзное лицо Изабель, испуганное – Пат, внимательное – Бобби, и, к облегчению окружающих, её гнев растаял. Клодин откинула голову назад и расхохоталась! Теперь все остолбенели от удивления.
«Честное слово, – подумала Дорис, – никогда невозможно угадать, как поведёт себя Клодин в следующую минуту!»
А Бобби подумала, что Клодин очень похожа на мадемуазель – она такая же вспыльчивая и так же легко её гнев переходит в веселье. Но какое счастье, что она нашла что-то смешное в словах Изабель!
– Я не сержусь, – сказала француженка, смахивая с ресниц выступившие от смеха слёзы. – Нет, не сержусь. Вы, английские девочки, слишком серьёзные и слишком уж честные и благородные. Но у меня тоже есть свои представления о честности и чести, и, может быть, когда-нибудь они станут такими же, как у вас, поскольку добрая мисс Теобальд посоветовала мне захватить с собой во Францию английскую честность.
– Да, это вполне в её духе, – согласилась Дженет. – Но почему ты всё-таки расхохоталась, Клодин?
– Потому что я вдруг вспомнила, откуда у меня столько денег, – ответила француженка, улыбаясь своей заразительной улыбкой. – И я даже объясню вам откуда, если только вы дадите мне своё честное английское слово, что не расскажете об этом тёте Матильде.
– Боже, Клодин, что ты ещё натворила? – спросила Пат, мгновенно представив себе самые разные ужасы.
– Вы ведь ещё помните потрясающую наволочку, которой так восхищалась моя тётя? Ну так вот, я продала её одной из ваших мам за довольно крупную сумму! Понимаете, мне нужны были деньги – впереди несколько дней рождения, и потом, я не люблю ходить с пустыми карманами. И одна из ваших мам была такая милая и купила мою наволочку. Я послала ей свою работу по почте. Просто объяснила, что это моя собственная наволочка, а мне нужны деньги, и она была очень добра ко мне.
– Это, случайно, не моя мама? – подозрительно поинтересовалась Элисон. – Я видела, как ты болтала с ней в День середины четверти. И это очень похоже на мою маму – помочь человеку и никому об этом не сказать. Надеюсь, она положит эту наволочку в мою комнату!
– Очень может быть, Элисон, что это была твоя милая мама, – сказала Клодин, улыбаясь от уха до уха. – Но моя честность не велит мне рассказывать об этом. А вы не рассказывайте о судьбе наволочки моей тёте, потому что я сказала ей, что отправила её своей маме.
– Ну ты сказочница, Клодин, – протянула Дорис. – Сочиняешь налево и направо! Я не понимаю, зачем ты, вместо того чтобы честно признаться Мамзели, что продала наволочку, обманула её и устроила из этого тайну?
– Я обожаю тайны! – ответила Клодин, смеясь глазами. – А тётя Матильда написала бы чьей-то милой маме письмо и выкупила бы наволочку обратно, и я бы тогда расстроилась, потому что очень приятно зарабатывать самой, разве нет?
– Ты загадка, – сказала Дженет, – и мне ни за что тебя не разгадать, Клодин. Ты врёшь, чтобы продать наволочку и на вырученные деньги купить подарок на день рождения, ты запираешь экономку, чтобы порадовать нас, ты…
