Выставка рисунков была полностью готова, и среди обычных работ попадались действительно талантливые, которыми по праву гордилась учительница рисования мисс Уолкер. Она вела класс акварели и регулярно выводила своих учениц рисовать на природу. Некоторые девочки рисовали просто превосходно.
– Такие картины с удовольствием купят, – заметила Клодин. – А мы можем продавать свои работы? Сколько заплатят за эту прекрасную картину, Хилари?
– Странные у тебя мысли, – засмеялась Хилари. – Конечно, мы не продаём свои работы. Наши родители так ими гордятся, что не позволят нам это сделать. Нет, они увезут все наши рисунки и поделки домой, повесят их на видном месте или поставят на каминную полку, чтобы все гости восторгались: «Ах, какая у вас талантливая дочь, миссис такая-то!»
– Наверняка твоя мама очень обрадуется, если ты пошлёшь свою прелестную-распрелестную наволочку ей на день рождения, – сказала Пат.
Клодин рассмеялась.
– У меня три сестры, которые вышивают гораздо лучше меня, – ответила она. – Мама посмотрит на наволочку и скажет: «А, уже лучше! Неплохо для начинающей, малышка Клодин».
– Зато мадемуазель считает, что это шедевр, – улыбнулась во весь рот Бобби. – Ты молодец, Клодин, что совершенно не задаёшься. Вокруг твоей вышивки столько шума, что другая девчонка давно бы начала воображать. А тебе – хоть бы что.
– Я, конечно, вижу, что шью намного лучше, чем вы, английские девочки, – серьёзно сказала Клодин. – Но, понимаете, во Франции моя вышивка была бы самой посредственной. Мне есть с чем сравнить свою прекрасную наволочку, поэтому я знаю, что она вовсе не так уж прекрасна.
В Клодин удивительным образом соединялись честность и искренность с хитростью и лживостью. Она и обманывала как-то странно – почти в открытую. К примеру, Клодин не раз пыталась обвести вокруг пальца мисс Эллис, но, если учительница замечала её уловку, девочка тут же признавалась в этом без малейшего смущения. Она как будто играла с учителями, пытаясь их перехитрить, но при этом не скрывая своих намерений. Никто не мог понять, зачем она это делает.
Пат и Изабель играли в паре в теннисном матче. Обе были счастливы. Они достали белые юбки и блузки, красные носки, белые теннисные туфли, потом отнесли юбки и блузки экономке, чтобы та передала их в прачечную для глажки. Все хотели выглядеть самым лучшим образом к приезду родителей!
Во время завтрака девочки заметили, что Полин слегка загрустила.
– Что случилось, Полин? – как всегда доброжелательно спросила Хилари. – Ты почему такая мрачная? Расстроилась, что тебя не взяли в команду по теннису?
– Нет, – покачала головой Полин. – Я просто ужасно разочарована, вот и всё.
– Но почему? – удивилась Хилари.
Остальные девочки подошли ближе.
– Понимаете, – проговорила Полин, – так всё неудачно сложилось. Мама заболела, а папа не хочет оставлять её одну, поэтому они сегодня не приедут. А я их так ждала! Представляла, как всё им тут покажу.
– Не повезло, – сочувственно закивали близняшки.
Все знали, как горько и обидно в самый последний момент вдруг узнать, что родители не приедут. Девочкам было ужасно жаль Полин.
– Надеюсь, твоя мама не очень тяжело больна, – сказала Сьюзен Хауз.
– Нет, ничего страшного, – ответила Полин. – Но приехать она не сможет. Эх, а я так хотела, чтобы все увидели, какие у меня красивый папа и хорошенькая мама. Я даже написала ей, чтобы она надела то миленькое новое платье, которое мне так нравится, и она обещала.
– Ну ничего, – утешила Изабель, которой стало очень жалко Полин. – Если хочешь, можешь поехать на прогулку с нами и нашими родителями, тогда тебе будет не так грустно.
– Спасибо! – обрадовалась Полин.
После этого она заметно повеселела и приняла участие в подготовке вместе с остальными.
Мадемуазель вывесила наволочку Клодин на самом видном месте. Ей по-прежнему хотелось стиснуть племянницу в объятиях с уверениями, что та не одинока, поэтому девочка старалась не попадаться ей на глаза и ловко скрывалась за углом всякий раз, как тётя возникала на горизонте.
– Клодин, ты играешь с Мамзелью в прятки, – сказала Бобби, – но тебе всё же придётся показаться ей, а не то она лопнет от переполняющих её чувств. Она рвётся показать, как красиво развесила твою наволочку.
Обед в этот день был скудный и неинтересный, поскольку повара все силы бросили на чай с клубникой к приезду родителей. Килограммы клубники раскладывались по большим стеклянным тарелкам, на столах расставляли блюда со свежайшими пирожными, печеньем, сэндвичами всех видов. Ученицы то и дело подбегали к дверям столовой и заглядывали в щёлку. А Клодин даже ухитрилась проскользнуть внутрь и попробовать клубнику – конечно, она оказалась единственной, кто осмелился на такой подвиг.
– Тебе здорово попадёт, если тебя поймают, – предупредила Бобби.
– Лучше зайди и попробуй сама, – ответила Клодин, облизывая розовым язычком алые губки. – Ягоды такие сладкие и сочные!
– Нет, – сказала Бобби, – мы дали честное слово, что не будем пробовать то, что приготовили сегодня к чаю, и я не стану его нарушать.
– Это ваше честное слово такое смешное, – сказала Клодин. – И оно очень мешает делать то, что хочется. Я никогда честного слова не даю и давать не собираюсь. Не нравится мне это.
– Клодин, ты ужасна, – заявила Энджела, скорчив гримаску. – Творишь что вздумается. Хорошо, что я не такая бесчестная, как ты.
Она произнесла всё это чрезвычайно вредным тоном, но Клодин только засмеялась и ничуть не обиделась.
– Эх ты, Энджела, – сказала она, – ты считаешь, что взять без спросу несколько ягод хуже, чем говорить неправду о человеке за его спиной? А вот я думаю, что врать и говорить гадости о других гораздо хуже. По-моему, это ты бесчестная, никудышная девчонка, и дело тут не в клубнике, а в твоём злом языке!
Девочки, которые слышали этот разговор, засмеялись. Клодин говорила очень спокойно, но в её словах была правда, и она так ловко перевела стрелки на Энджелу, что остальным стало смешно. Только Энджела разозлилась.
Но в День середины четверти не до споров. У всех была куча дел, и у каждой девочки – своё задание. Несколько человек должны были поставить в вазы свежие цветы, а это занимало много времени. Нужно было вынуть из ваз старые цветы, помыть вазы, нарвать новые цветы и красиво расположить их в ёмкостях всех форм и размеров. Это особенно хорошо получалось у близняшек, и потому они были очень заняты всё утро.
После обеда все переоделись в спортивную или парадную летнюю форму, состоящую из яркого платья любого цвета. Каждая ученица могла выбрать тот цвет, который шёл ей больше всего. Смуглые, как Карлотта, носили красные и оранжевые цвета и оттенки. Белокурые девочки вроде Энджелы выбирали пастельные цвета – розовый, голубой. На зелёных школьных газонах, точно цветы, запестрели нарядные платья учениц.
