Мари уже порозовела, но всё еще кашляла и дрожала. Тогда Счастливчик Люк, проверив, что Хайсам по-прежнему беседует с родителями снаружи, собрал нас в кружок и прижал указательный палец к губам, чтобы мы молчали.
– Есть у меня одна идея, но деликатная. Очень деликатная. Завтра я должен бы участвовать в гонке. Велосипедисты часто принимают… как сказать… витамины… чтобы быть в форме… вполне безобидные…
Казалось, он страшно смутился. Завуч напомнил мне провинившихся учеников, которых отправляют к нему в кабинет. Счастливчик Люк продолжил:
– У меня с собой есть эти… витамины. Я должен бы принять их через несколько часов… Мы можем дать их Мари сейчас… так она продержится до конца экзамена. Я даже сам могу сделать укол, у меня есть диплом медбрата… и всё с собой…
– А можно мне тоже? – вдруг спросил Дарт Вейдер голосом из далекой-далекой галактики.
– Нет, – сказал Счастливчик Люк, – тебе нельзя. Это на крайний случай.
Он едва закончил процедуру, как появились родители Мари. Хайсам остался снаружи: он спокойно выкладывал в ряд шишки. Наверное, египтянин и на Марсе будет играть в шахматы.
Время приостановилось. Все замолчали.
– Мари, поторопись! Вставай и накинь что-нибудь! – сказал отец Мари.
Мари словно громом поразило, она с места не сдвинулась. Все задержали дыхание.
– Так ты встанешь или нет? – настаивал он. – Думаешь, тебя будут ждать? Сегодня твой счастливый день. Еще есть надежда. Или вызвать подъемный кран?
Я улыбнулся, потому что мой папа тоже так часто говорил.
Можно было подумать, что отец Мари вот-вот расплачется, у него всё лицо перекосило. Его жена всхлипывала, стоя у него за спиной.
– Ты выглядишь лучше! Невероятно! – заметил он.
– Она готова к финальной гонке, – сказал Счастливчик Люк.
Мой взгляд упал на висевшее на стене приглашение.
– А сколько сейчас времени? – спросил я.
– Почти десять тридцать, – ответил папа.
– БЕГОМ! – завопили все разом.
Папа схватил виолончель, а Мари нащупала мою руку.
Друг за дружкой мы направились по тропинке к выходу из леса. Счастливчик Люк держал в руках вешалку с элегантным платьем Мари, и я подумал, что мы похожи на банду браконьеров.
И в этом была доля правды, потому что мы пытались обмануть саму судьбу.
«Панар» и огромный БМВ были припаркованы на опушке. За ними Счастливчик Люк оставил свой велосипед.
Мари переоделась, спрятавшись за дверцами «панара». В белом воздушном платье она походила на светящуюся лесную фею.
– Я поеду с Виктором, – сказала она, – я не могу отпустить свою нить.
Дарт Вейдер залез в БМВ с родителями Мари. Хайсам сел рядом со мной на заднем сиденье «панара», а Мари и папа – впереди.
– Я за вами! – закричал Счастливчик Люк, седлая своего коня. – И даже не пытайтесь обогнать, не получится!
Папа вел машину и поглядывал на меня в зеркало заднего вида с тревогой и любопытством.
– Что такое, папа? Почему ты так на меня смотришь?
– Ты уже неделю не брился. Выглядишь неряшливо.
Хайсам заполнил собой весь «панар». Он был очень спокоен и не осознавал, какое чудо только что сотворил.
– Что ты им такого сказал, что они согласились? Как у тебя получилось?
Мой благородный египтянин лишь глубоко вздохнул, словно я ему порядком надоел. Я понял, что он ничего не расскажет.
– Ты правда мастер. Вот что я тебе скажу.
Позади, пригибаясь на поворотах, Счастливчик Люк крутил педали изо всех сил, нахмурившись и опустив голову. Он не отставал от нас.
* * *
Когда мы приехали, первых кандидатов уже прослушали, но, к счастью для Мари, ее выступление поставили во второе отделение, так что у нас еще было немного времени.
Мы оставили ее в классе, чтобы она поиграла и разогрелась.
– Виктор, возвращайся через пять минут! Мне нужен мой переворачиватель страниц!
– В таком виде? Я похож на дикого кабана.
– Я жду тебя через пять минут. Приходи хоть голым! – сказала она, перед тем как исчезнуть в классе.
Мы недоуменно переглянулись. Обычно Мари так не разговаривала. Я начал подумывать, что препараты Счастливчика Люка влияют на речь.
– Вот видишь, – сказал папа, – тебе стоило побриться. Но ты же сам лучше знаешь!
Зрители первого отделения вышли из зала. В этот момент нас пригласили войти. Хайсам выглядел грустным. Он сделал шаг назад.
– Ты не идешь посмотреть на Мари? – спросил я его.
– Браво, маэстро, – просто ответил египтянин и направился к выходу.
Я остановил его, схватив за край клетчатой рубашки.
– Ты не можешь уйти просто так! Не сегодня!
– Конечно могу! Сегодня… шаббат.
– Ты опять выдумал шаббат, чтобы сбежать от нас! Послушай, ты же даже в машину сел и провел на улице весь день, а может так случиться, что сегодня вечером ты будешь смотреть телевизор и есть сосиски!
– Вот именно. Я и так уже натворил дел. Ты знаешь, что Решевский отказывался играть по субботам и все тридцать лет карьеры это мешало ему на турнирах?
Я пожал плечами.
– Да плевать на твоего Решевского и его странности. Он делал то, что хотел! Может, ему было весело пропускать турниры по субботам!.. Ты сам-то, Хайсам, хочешь уйти?
Он смутился и, мне кажется, первый раз в жизни оказался не в ладах с собственной совестью.
– Хочу? Нет, конечно. Напротив, мне очень хочется остаться. Ты даже не представляешь насколько!
Наступил долгожданный момент. Позвали Мари и ее переворачивателя страниц. Я думал, что у меня задрожат колени, а зубы будут отбивать каждый такт, но наоборот, меня переполняло космическое спокойствие, словно само время протекало через мое тело.
В зале я увидел папу рядом с Хайсамом и Счастливчиком Люком, а еще Дарта Вейдера, сидевшего между родителями Мари. Жюри разместилось чуть дальше, справа.
Казалось, что Мари далеко: она широко открыла глаза, словно ее загипнотизировали.
Тишина расстелилась, как скатерть. Мгновенье пустоты. Мари держала смычок в нескольких сантиметрах от струн. У меня перехватило дыхание. Я мельком глянул на папу, затем на Хайсама, который расплылся в кресле, и заметил, как он поднял руку, совсем невысоко, – это был его фирменный жест, неуловимым образом понятный только нам двоим. И за эти секунды пустоты, прежде чем смычок рванет струны, в моей голове пролетели воспоминания, смешиваясь и сталкиваясь между собой. Мари идет в одиночестве по дороге в деревню. Мари в поезде с призраками. Карамельное «яблоко любви». Мари в пыли с сердцем, полным печали. Глаза Мари. Счет шагов Мари.
