После того как Артур отослал это письмо родителям, он сказал мне, что чувствовал себя готовым принять необходимость полного разрыва отношений:
Я действительно думал, что у меня хватит сил поддерживать отношения с ними и не поддаваться их ненормальному влиянию, но теперь понимаю, что это выше моих сил. Я стою перед выбором: или они, или я. И я выбираю самого себя. Возможно, это самое правильное, что я сделал за всю свою жизнь, но я хочу, чтобы ты поняла, как я себя чувствую – я то горжусь собой, чувствую себя сильнее, то ощущаю абсолютное опустошение. Боже мой, Сьюзан, я не знаю, смогу ли выдержать и остаться психически здоровым! Я не знаю, как буду себя чувствовать после всего этого…
Хотя решение об окончательном разрыве с родителями далось Артуру тяжело, сам факт проявления решимости позволил впервые ощутить свою внутреннюю силу. Он начал увереннее чувствовать себя в обществе женщин, и не прошло и шести месяцев, как у него появились отношения, которые, как он сказал, были самыми стабильными за всю его жизнь. По мере того как повышалась его самооценка, улучшалась и его жизнь.
Перейдут ли ваши отношения с родителями на новый уровень, решите ли вы отдалиться от них и поддерживать лишь поверхностные отношения или же окончательно разорвать связь с семьей – в любом случае вы сделаете огромный шаг в сторону свержения власти прошлого. Как только вы разрушите старую схему взаимоотношений с родителями, вы станете гораздо более открытыми, доступными для новых, любящих отношений с самим собой и другими людьми.
КОНФРОНТАЦИЯ С БОЛЬНЫМИ И ПОЖИЛЫМИ РОДИТЕЛЯМИ
Для многих моих клиентов конфронтация с пожилыми и больными родителями становится болезненной дилеммой. Часто они оказываются перед противоречивым выбором между состраданием и озлобленностью. Желание улучшить собственное состояние конфликтует с фундаментальной идеей долга перед пожилыми родителями. Многие спрашивают себя, зачем устраивать конфронтацию теперь? «Надо было делать это раньше, когда еще не было проблем с памятью. Если я пойду на это сейчас, у матери будет новый приступ. Почему бы просто не дать ей умереть спокойно?» – это типичные размышления в ситуации с пожилыми и больными родителями. При этом все понимают, что без конфронтации им самим будет гораздо труднее обрести спокойствие.
Я не хочу недооценивать возможный риск в этом случае, но тот факт, что пожилые родители больны, плохо себя чувствуют и т. д., не отменяет конфронтацию. Я советую моим клиентам поговорить с лечащим врачом родителей о возможных последствиях стресса, чтобы узнать, есть ли серьезная опасность для их здоровья. Если такой риск есть, можно использовать альтернативы прямой конфронтации, варианты, которые позволят вам сказать вашу правду, даже если вы решили не говорить ее родителям лично. Можно написать конфронтационное письмо и не отправлять его, а прочитать перед фотографией отца или матери, поговорить с братьями, сестрами и другими членами семьи или разыграть конфронтацию на терапии. Я расскажу подробнее об этих техниках позже, когда буду говорить о конфронтации с умершими родителями.
Эти техники доказывают свою эффективность и в тех случаях, когда мои клиенты вынуждены заботиться о своих больных родителях. Если отец или мать живут с вами и зависят от вас, то стремление изменить ваши отношения, сделать их более откровенными может привести к снижению напряжения в семье, и тогда забота о родителях будет даваться вам легче. Но существует вероятность, что конфронтация, наоборот, повлечет за собой усиление враждебности до такой степени, что сделает ситуацию невыносимой. Если вы не располагаете жилищными условиями, необходимыми для физического отдаления от ваших родителей в случае ужесточения враждебности с их стороны, вам лучше обратиться к альтернативным методам конфронтации.
«Это невозможно! Их здоровье не выдержит»
Марк, с которым мы познакомились в четвертой главе и который избегал отношений с женщинами, так как постоянно сражался со своей матерью, настаивавшей на том, чтобы он женился, после нескольких месяцев терапии решил, что у него есть что сказать ей, однако ее состояние здоровья внушало ему опасения. Несколько лет назад она перенесла инфаркт (что не мешало ей настойчиво донимать сына при помощи писем и телефонных звонков). Для Марка каждая встреча с матерью превращалась в бесконечный фарс и муку:
Мне ужасно жалко ее, но в то же время я злюсь, что она имеет такую власть надо мной. Однако я боюсь, что если я что-то скажу ей, это убьет ее. А я не хочу брать такой грех на душу. Так что я продолжаю играть привычную для нее роль хорошего мальчика. И почему я не мог поговорить с ней об этом лет пятнадцать-двадцать назад, когда у нее было крепкое здоровье? Я уберег бы всех от лишних страданий.
На этом месте я напомнила ему, что конфронтация – это все-таки не убийство другого человека. Если мы сможем дать выход части его боли и злости, Марк убедится, что искренность и правда приносят в нашу жизнь гораздо больше покоя, чем попытки что-то скрыть. Я не хотела подталкивать его к тому, что могло обернуться невыносимыми для него последствиями, но его отношения с матерью действительно могли улучшиться после откровенного разговора. Я объяснила ему, что метод, с помощью которого сегодня ведется работа с больными или умирающими родителями, позволяет заключить: глубокий искренний анализ отношений не только не вредит родителям – зачастую он становится поддержкой и утешением.
Альтернативой для Марка было не обращать внимания на свои чувства и притворяться, что никакой проблемы не существовало. Я сказала ему, что, с моей точки зрения, это пустая трата оставшегося им с матерью времени.
Несколько недель Марк сражался с противоречивыми чувствами. Я настояла, чтобы он поговорил с лечащим врачом матери, и тот заверил его, что ее состояние стабильное.
Я подтолкнул ее к беседе, спросив, знает ли она, что я думаю о наших с ней отношениях. Она сказала, что не понимает, почему я все время раздражаюсь, когда вижу ее. И я стал спокойно объяснять, как ее желание контролировать меня повлияло на мою жизнь. Мы проговорили несколько часов. Я говорил ей такие вещи, которые мы никогда раньше не обсуждали. Она пыталась защищаться, многое отрицала, но какую-то часть сказанного приняла и поняла. Ее глаза периодически наполнялись слезами, и она сжимала мою руку. Я почувствовал невероятное облегчение! Удивительно, но я боялся одного лишь ее вида, хотя она была всего лишь хрупкой пожилой леди! Не могу поверить, что я долгие годы боялся говорить с ней о моих чувствах.
Первый раз в жизни Марк нашел в себе силы на откровенный разговор с матерью, сумел изменить отношения с ней. Он чувствовал себя так, словно наконец-то скинул с плеч тяжелый груз. Кроме того, он смог увидеть мать такой, какой она была, вместо того чтобы позволять увлечь себя страхами и воспоминаниями о прошлом. Теперь он мог реагировать на реальную ситуацию, отличную от той, которую помнил его внутренний ребенок, – когда могущественная мать господствовала.
Конфронтация с матерью стала позитивным опытом для Марка, но так бывает не всегда. Старость или болезнь необязательно делают токсичных родителей способными к принятию правды. Некоторые из них смягчаются, а близость смерти заставляет их быть более восприимчивыми и брать на себя некоторую ответственность за собственное поведение. Но есть и такие, которые еще больше стремятся все отрицать и не скупятся на оскорбления, когда чувствуют, что жизнь ускользает от них. Возможно, агрессия по отношению к своим детям – единственный известный им способ бегства от депрессии и паники. Токсичные родители могут отправиться на тот свет, не признав вашу правоту, оставаясь озлобленными и мстительными до конца дней, но это неважно. Важно то, что вы нашли возможность сказать им, что хотели сказать.
