Рубен сел у постамента, и тут до его слуха донесся шум шагов. В столь поздний час на площади могли появиться местные хулиганы, встреча с которыми не предвещала Рубену ничего хорошего. На всякий случай он спрятался в тень.
Он услышал смех, потом понял, что голоса принадлежат Аво и Мине. Рубен тихонько выглянул и увидел их, идущих рука об руку. Он юркнул обратно в тень и прислушался.
Аво и Мина сели с противоположной стороны. Говорили они шепотом, но Рубен слышал каждое слово.
– А что ты помнишь о своих родителях? – спросила Мина.
Таких вопросов брату Рубен никогда не задавал. Теперь он понял, в чем была его ошибка.
– Ну, ответ будет не особо развернутый, – отозвался Аво.
– Можешь не отвечать, если не хочешь.
– Нет, не в этом дело. Мне приятно, что ты спросила об этом.
– Тогда почему ты так говоришь?
– Да потому, что это ужасно, когда память о смерти сохранилась лучше, чем память о жизни.
– Но ведь ты был маленький.
– Не такой уж и маленький. Я прожил с ними пятнадцать лет, а помню только огонь.
– Что, почти ничего не помнишь?
Вот тогда-то, тогда Рубен и услышал эту историю.
– А знаешь, что спровоцировало пожар? – спросил Аво. – Искра у котла. Котел не проверяли годами. И уже потом, после взрыва, эксперты установили, что он не выдержал внутреннего давления.
Мина ничего не сказала. Она всегда чувствовала, когда можно говорить, а когда следует слушать. Быть может, думал Рубен, это и есть залог ее удачи.
– Хочешь, анекдот расскажу? – вдруг предложила она.
Аво засмеялся.
– Это пока еще не анекдот, что смеешься?
– Да… Ну, давай.
– Три собаки плывут по озеру…
Анекдот, подумал Рубен. В такой-то момент. Как же цепко она держит его сердце в своих ладошках! Царапнет, да еще так глубоко, а потом переходит к анекдоту.
Смех изменился – теперь в нем слышались слезы, но это были слезы души, а не просто водичка. Этот смех не был горьким – он обнадеживал. Рубен стал слушать дальше. Их разговор, звучание их голосов – это была музыка, причем музыка более сложная и волнующая, чем мог бы создать оркестр.
Взрыв адской машины в терминале Орли пассажиры приняли за праздничный фейерверк…
Вскоре после подслушанного разговора, когда они поехали на Черное море, Рубен попытался расспросить брата о смерти его родителей и услышал точно такую же историю, правда, с некоторыми отличиями, поскольку история была предназначена для него. И в их разговоре конечно же никакой музыки не звучало. Потом случилось несчастье с Тиграном, потом был Париж, где Акоп Акопян предложил ему партии другого рода, а потом, потом, потом…
Праздничный фейерверк. И пламя из фабричного котла, который не проверялся много-много лет. Об этом котле все забыли… Но вот ведь какое дело, когда о ком-то или о чем-то забывают, оно само может напомнить о себе. Может взорваться, как тот котел.
В душевой Рубен почти никогда не пользовался мылом и водой – просто смачивал волосы, приглаживал их, особенно там, где они вились у лба, и быстро полоскал густую поросль на лобке – настолько густую, что его пенис едва выглядывал наружу, словно кешью в салате.
В столовой никто больше не слушал его, и Рубен сидел в одиночестве, рядом с охраной.
– Некоторые из них, – сказал он как-то, обращаясь к охраннику, – не являются настоящими христианами. Мне кажется, вы понимаете…
Но охранник приказал ему заткнуться.
И Рубен замолчал. Он совсем перестал разговаривать – ни разу не ответил ни на один вопрос своих сокамерников, даже если оставался с кем-нибудь из них наедине.
Привыкнуть к молчанию оказалось легче, чем он думал изначально. Это было настолько просто, что Рубен вскоре убедил себя – молчание доставляет ему удовольствие, и он только выигрывает, выбрав роль немого наблюдателя.
Вопрос о том, были ли подозрения Чудака истинными или безумными, стал неактуален. «Я единственный, кому он мог бы довериться», – думал Рубен, и от этой мысли его сердце сжималось. Для брошенного на произвол судьбы человека это много значит. И неважно, кто озвучил эту мысль. Или зачем. Если вообще кто-то ее озвучивал.
Тот человек с длинными пальцами был из Москвы… Приведя в порядок номер, Рубен взял такси и поехал в аэропорт. Он должен был вернуться в Лос-Анджелес и снова приступить к поискам брата.
Акоп Акопян дал ему подробнейшие инструкции, что и как делать. Но Рубен обратил внимание, как сильно изменился за последнее время его босс. Новые морщинки, появившиеся на его лице, свидетельствовали не о возрасте, а скорее о нараставшей тревоге. Однако тревога – совсем не то чувство, которое должно быть присуще человеку, поставившему перед собой цель исправить прошлое своего народа. Подобные чувства – скорее удел человека, который поглощен лишь своей собственной судьбой. Смена приоритетов так испугала Рубена, что он зациклился на мысли – разве он сам не должен бояться, как Акоп Акопян?
Уже в терминале Рубен поменял билет, так как до него дошли слухи о свадьбе у него на родине. И прежде чем лететь в Лос-Анджелес, он решил побывать дома.
В Кировакан он приехал на такси, взяв его в Ереване. Чтобы водитель подождал его у церкви, Рубен пообещал ему месячную зарплату.
Мина стояла в свадебном платье у алтаря. Ее поза, когда она вынуждена была наклониться к своему коротышке-жениху под тяжестью реликвии, манера держать у груди свадебный букет, будто это рукоять меча, делала ее похожей на скелет из школьного кабинета биологии – одни лопатки да торчащие в сторону локти. Когда она засмеялась без видимой причины, Рубен подумал, что, быть может, Мина почувствовала запах дождя, который он привез с собой. Впрочем, кем он был, чтобы судить о том, как она выглядит в день своей свадьбы? Она была ему другом, девушкой, к которой он хотел бы испытывать добрые чувства. И вот теперь она смеялась. Рубен был рад, что смог приехать.
Когда в Париже они вышли из джаз-клуба, Акоп Акопян спросил, нет ли у Аво контактов с той девушкой, что выступала на турнире. Рубен ответил – вряд ли, если учесть ту информацию, которую ему удалось собрать в Штатах. Он также сказал о расставленных повсюду ловушках, в которые Аво рано или поздно попадется. Акопу Акопяну, судя по всему, понравился ответ Рубена, но сам он прекрасно понимал, что босс все равно поручит кому-нибудь проверить эту информацию – на всякий случай.
Так что Рубен решил лично показаться на свадьбе и проверить, не будет ли там Аво.
По окончании церемонии в церкви он посмотрел танец невесты и танцы вокруг нее. Он понимал, что нужно как-то предупредить Мину, чтобы та не вздумала помогать Аво, но никак не мог понять, как же это сделать. Не мог же он сказать ей, что согласился разыскать Аво, который пропал где-то в Америке. Поэтому он решил, что расскажет ей правду в самом болезненном варианте, и это наверняка разлучит Аво и Мину, а ему удастся не обмануть доверия Акопа Акопяна. Он смотрел на нее, и вдруг она узнала его. Когда Мина направилась в его сторону, у Рубена дрогнуло сердце. Он произнес короткую молитву о ниспослании ему смелости опровергнуть ложь, которую они с Аво рассказали ей о смерти Тиграна, однако мужества особо не прибавилось. Это было выше его сил – раскрыть свою роль (особенно свою роль) и роль Аво в этой истории. Но в последний момент его осенило, и он придумал новую историю, которая должна была навеки отвратить Мину от мысли увидеть Аво. Он сказал, что Аво пожалел, но не полюбил ее, и как только представилась возможность, бежал от нее. Аво никогда, добавил он, даже ни на секунду не любил ее. Поэтому и не приехал к ней на свадьбу.
