Мина почувствовала, что начинает ненавидеть эту гипотетическую женщину. Осознав это, она поняла, что и будущая свекровь ей так же ненавистна. Старухе было столько же лет, сколько бабушке самой Мины. Она – мать Галуста – поведала собравшимся, отчего ее пятидесятиоднолетний сын решил вновь жениться спустя десять лет после смерти первой супруги, которая не могла иметь детей.
– Галуст – прежде всего отличный работник, – говорила она. – Бог одарил его острым умом и широким кругозором, что помогло ему четверть века проработать в отделе переписи населения в Ленинаканском исполкоме. После кончины бездетной супруги – Господь да упокоит ее душу! – Галуст перевелся сюда, в Кировакан, где, если уж говорить откровенно, женщины так себе. А потом и я перебралась вслед за ним. Мы долго ждали, пока ему встретится более или менее достойная супруга… и вот наконец Мина… как бы выразиться? – вполне себе привлекательная.
– Она не просто привлекательная, – подал голос Галуст. – Она великолепна!
Мать потрепала его по колену:
– У него есть знаменитое ленинаканское чувство юмора!
– Нет, – отозвался Галуст, глядя Мине прямо в глаза. – Я и в самом деле нахожу вас очень красивой.
– Благодарю вас, – произнесла Мина, нарушая правила приличия. – Но, честное слово, довольно об этом.
Однако Галуст никак не унимался:
– Видите ли, у меня неправильные черты лица – довольно большой подбородок и тонкий маленький нос. По-моему, наши с вами лица прекрасно совпадают для поцелуев.
– Хорошая идея, – торопливо вставила мать Мины, и теперь всем представилась возможность убедиться, что лица будущих супругов действительно созданы друг для друга.
– Браво, – кашлянул кто-то, как только огромный щетинистый подбородок Галуста оцарапал лицо Мины, смяв ее черты, словно трактор котенка. Со стороны матери Мины донесся отрывистый звук отвращения, а самой Мине пришлось впиться губами в зубы Галуста, чтобы не издать подобного звука.
Город носил множество названий. До того как Советы нарекли его именем своего героя, он назывался Каракилиса. Это слово было заимствовано из языка турок-сельджуков и означало «черная церковь» – когда сельджуки захватили эти земли, они обнаружили здесь старую армянскую церковь, сложенную из черного камня. Храм простоял более пяти веков, пока в 1826 году не был разрушен в результате одного из мощнейших землетрясений, которое стерло город с лица земли. Восстановление церкви началось спустя два года. В новом строительстве использовали как черный, так и оранжевый туф – этот туф добывали на родине Галуста в Ленинакане. Какое-то время город носил название Александрополь, а еще до установления царской власти – Гюмри. Туфовый камень, тень от однокупольной базилики, несколько сохранившихся с XIII века крестообразных камней, именуемых «хачкары», – все это могло служить прекрасным фоном для свадебных фотографий. Но пока что церковный двор принадлежал одной лишь Мине – все остальные ждали ее в самой церкви, среди каменных свидетельств меняющейся, перестроенной истории.
Сколько же родственников у нее было? Казалось, что они умножаются на глазах, рассевшись на скамьях. Она почти никого из них не знала, и уж тем более не знала родственников Галуста. Ее новая семья, частью которой она должна была стать. Стоя у алтаря, Мина не отрывала взгляд от своих туфель.
Священник предложил новобрачным прикоснуться друг к другу лбами и поднял над ними огромный бронзовый крест. Крест всей своей тяжестью лег на супругов, пока иерей читал над ними длинные выдержки из библейских стихов, а кроме того, цитаты из городского устава. Именно в этот момент Мине пришла в голову забавная мысль – она представила себя стоящей на стуле и прижавшейся лбом ко лбу Аво – иначе бы ему пришлось согнуться вдвое или вообще встать на колени. Мина не выдержала и так широко улыбнулась, что это заметил Галуст. Не отнимая лба, он прошептал:
– Я так рад, что смог сделать тебя счастливой!
Мина подумала, что это самое приятное, что она могла услышать, и на глазах у нее выступили слезы. Галуст был ниже ее, и в тот момент Мина держала на себе всю тяжесть креста. Теперь всю жизнь она будет просыпаться ранним утром с головной болью, которая не отпустит ее до вечера, и так будет всегда, и крест никогда не приподнимется.
Стойка для приема гостей была установлена снаружи, на городской площади. Дождя в этот день не было – вот уж поистине милость природы. Мужчины протанцевали вокруг невесты, потом принялись свистеть и вытирать ее туфли обеденными салфетками – и в этот момент Мина увидела знакомое лицо неподалеку от памятника Кирову. Улучив момент, она подобрала подол платья, чтобы не волочить его по земле, и направилась к памятнику.
– Рубен, – спросила она, – это ты?
– В Париже только и разговоров что о твоей свадьбе, – сказал Рубен. – Так что я не смог остаться в стороне и приехал лично тебя поздравить.
Мина не нашла что ответить. Она хотела спросить Рубена, где он был все это время, почему он сбежал, знает ли он, где сейчас Аво. С другой стороны, ей нужно было возвращаться – нехорошо, если гости увидят ее с Рубеном. Хотя они и так видят.
– Ну, прими мои наилучшие пожелания! – произнес он.
Мина уже приготовилась задать ему вопрос, но Рубен, по-видимому, понял, что ее волнует, и прервал ее:
– А что, Аво в церкви?
– Ах, – выдохнула она. – Его-то как раз и нет. Ты что, не знал об этом?
– Я не видел его с того самого дня, как мы уехали в Париж, – пояснил Рубен. – Но мы разговаривали по телефону. Я думал, что он приедет к тебе на свадьбу.
– То есть ты с ним разговаривал?
– Постоянно. Он брат мне.
Мина повернула на пальце кольцо. На этот раз драгоценный камень в нем был настоящий.
– Он счастлив?
– Думаю, да. Голос у него именно такой. Каждый раз, стоит мне набрать его, он начинает одну и ту же песню о том, как ему славно в Лос-Анджелесе.
– Калифорния, – произнесла Мина.
– Совершенно верно, – отозвался Рубен и улыбнулся. – Он сказал, что нашел работу. Борцом. Ну, ты знаешь, он всегда был атлетом. Как я слышал, получает неплохие деньги, но это довольно опасное занятие – можешь представить. Люди готовы поубивать друг друга ради денег. Но я не мог бы представить более «американской» жизни для него. О, мы много болтали об этом. Но с тех пор, как я приехал сюда, я больше ничего о нем не слышал. Ты ж понимаешь, что гораздо проще позвонить, когда я за пределами Союза – ну, во Франции, Израиле, в Испании или еще где.
– Так он стал борцом?
– Мне кажется, что он довольно много разъезжает по стране, хотя, я думал, он должен был приехать на свадьбу.
Мина переспросила еще раз, скорее больше для самой себя:
– Он стал борцом?
– Америка и не такое может сделать с человеком.
– Так почему он вообще уехал? Рубен, пожалуйста, скажи мне, если знаешь!
