Сюда смогут приезжать люди из разных уголков мира, и все будут встречены радушно: люди всех поколений и любого происхождения, новички и эксперты, те, кто хочет сам создавать музыку, и те, кто хочет найти песню себе по душе.
Думаю, моя бабушка, леди Хелен, тоже одобрила бы это. На встрече в Инвернессе мистер Клелланд объяснил мне, что после её смерти все её имущество – выручка от продажи дома в Лондоне, а также от продажи дома и земли в поместье Ардтуат – было передано в доверительное управление. Она уточнила, что Флоре Гордон из домика смотрителя должна каждый месяц выплачиваться определенная сумма, чтобы она могла там жить и воспитывать ребёнка. А после смерти Флоры траст должен быть распущен, а капитал полностью передан будущему внуку леди Хелен Маккензи-Грант, который станет её единственным наследником.
Согласовав со мной юридические процедуры, связанные с завещанием леди Хелен, мистер Клелланд пролистал свою стопку бумаг и показал мне завещание мамы. Конечно, она оставила домик смотрителя мне. Но чего я не знала, так это того, что почти всё своё ежемесячное пособие она вкладывала на свой сберегательный счет, предпочитая жить просто и тихо, как ее родители жили до неё на этой маленькой ферме. Она присылала мне небольшие суммы, когда я училась в Лондоне, и я полагаю, что она могла бы потратить свои сбережения на оплату моего обучения в театральной школе, если бы я не поступила на полную стипендию. Но она предпочла, чтобы я сама встала на ноги, доказала себе и всему миру, что могу добиться успеха, и все это время деньги тихо копились на сберегательном счету.
Я улыбаюсь Дэйви, который идёт на сцену, к остальным музыкантам, и берёт гитару. Когда он не рыбачит, он подрабатывает здесь в качестве учителя. Мы с Элсбет взяли на себя административную работу и успешно сочетаем её с заботой о детях. Теперь у Джека появилась сестричка Кэти, и Дейзи обожает проводить время в их компании. Поглаживая собственный живот, я слушаю, как Дэйви начинает играть «Песню острова Эрискей».
Пока это наш секрет, но я не сомневаюсь – очень скоро всем будет известно, что к тому времени, когда вереск снова станет фиолетовым, у Дейзи Гордон тоже родится брат или сестра. Ставлю на то, что Бриди Макдональд узнает первой.
Пока Дэйви поёт, он смотрит мне прямо в глаза.
Ты – арфа радости моей,
В душе всегда звучишь.
Ты – мой волшебный лунный свет,
Ведёшь меня в ночи.
Это он придумал организовать центр. Дом, пустовавший большую часть года и оживавший лишь в сезон охоты, теперь открылся для всех. Здесь будут проводиться концерты и фестивали, здесь можно будет просто снять комнату. И будут уроки музыки и танцев для местных детей, даже совсем маленьких – их будем проводить мы с Элсбет. Есть планы и создать студию звукозаписи, чтобы сохранить песни для потомков.
Сегодня вечером окна особняка Ардтуат больше не кажутся пустыми мертвыми глазами, которые уставились на озеро, и гнетущая атмосфера печали и страха, раньше царившая в этих комнатах, наконец исчезла. Свет падает на лужайку, отбрасывая тени, в воздухе витает музыка, и ночь оживает. Дэйви однажды сказал, что домик смотрителя всегда был наполнен песнями и весёлым настроением, и теперь, когда они перенеслись в особняк, душа Флоры наконец-то обитает там, где она когда-то мечтала жить как жена Алека. Хотя этой мечте не суждено было сбыться, может быть, судьба таким образом хочет доказать нам, что в конце концов все получится.
Вечер закончился, новый центр открыт, и я хожу из комнаты в комнату, выключая свет. Задержавшись в библиотеке, провожу пальцами по краю каминной полки над камином.
В комнату входит Дэйви.
– Вот ты где, – говорит он, обнимая меня. – А мыслями где-то далеко. О чём задумалась?
– Я думаю о том вечере, который провели здесь Алек и Флора, и мне очень грустно, что наша жизнь сложилась так, а не иначе, – отвечаю я. – Как бы мне хотелось, чтобы он не погиб на войне, чтобы они смогли пожениться. Чтобы я знала своего отца. Чтобы мама провела всю жизнь рядом с ним, а не в одиночестве. Чтобы твоя мама и Стюарт были живы. И чтобы они все были здесь и разделили с нами нашу радость.
Он кивает и целует меня в макушку.
– Но знаешь, Лекси, они живут. Ты наполнила это место музыкой, звучавшей в их мире. Ты обратила все их страдания во что-то, что принесёт радость многим людям. Если бы всё сложилось иначе, ты могла бы не найти свою собственную песню. А ведь именно этого для тебя хотела Флора.
Я улыбаюсь и целую его в ответ.
– Её песни будут жить и передаваться из поколения в поколение. Мы об этом позаботимся.
Я благодарна судьбе, что у нас есть возможность разобраться в себе и наших отношениях – такая своего рода роскошь, которой не было у Алека и Флоры. Я благодарна судьбе, что встретила Дэйви. Что мы есть друг у друга, что в наших душах звучит музыка.
Я выключаю свет в библиотеке, и мы уходим, закрыв за собой тяжёлую входную дверь и повернув ключ в замке, бредём по тропинке под соснами к домику смотрителя. Я оглядываюсь через плечо на особняк, чтобы в последний раз взглянуть на него, прежде чем он скроется за деревьями. И хотя в окнах вновь темно, мне кажется, что особняк Ардтуат пробудился от долгого сна и счастлив снова жить и дышать.
$
На следующий день я сажаю Дейзи в переноску, закрепляю её на спине. Мы поднимаемся на холм к озерцу, заросшему белыми лилиями, и на ходу поём. Когда мы поднимаемся по склону над особняком Ардтуат, из раскрытого окна доносятся звуки скрипки. Они сливаются со вздохами ветра в сосновых ветвях, с песнями жаворонков на холме.
Внизу, на маленьком кладбище, рядом с мемориалом семьи Маккензи-Грант поставили скамейку. На ней вырезано посвящение леди Хелен и слова моего любимого гэльского благословения: Глубокий мир сияющих звёзд вам. Наконец и её имя – здесь, рядом с именем её любимого сына, пусть даже и он, и она лежат не здесь, под цветами хлопка, качающими головами.
Дэйви отправился проверять сети. Если нам повезёт, на ужин будут лобстеры.
Добравшись до старой хижины, я опускаю Дейзи на землю и с облегчением выдыхаю. А потом говорю ей, что скоро она станет слишком большой и ей придётся ходить на своих ногах, а на плечи я посажу малыша.
– Малыша, – повторяет она, указывая пухлым пальцем на мой живот, и отправляется собирать полевые цветы среди полуразрушенных стен.
Я поднимаю лицо к солнечному свету и смотрю, как жаворонок вылетает из куста над нами, взмывает в синеву. Его песня напоминает мне о Дэйви Лавроке, все эти годы хранившем тайну, страшную тайну, чтобы спасти мою маму. Он ответил добротой на её доброту к нему и Стюарту – так естественно в сплоченном сообществе.
Облако, гонимое ветром, на несколько секунд закрывает солнце. И в игре света я вижу в заливе корабли-призраки. Я представляю Алека Маккензи-Гранта, Руарида Гордона, Хэла Густавсена, Джонни, Мэттью и Джейми Кармайкла и других молодых людей, отдавших свои жизни на войне. Я рада, что все они знали это маленькое озерцо, заросшее белыми лилиями, над заливом Лох-Ю. Я рада, что они слышали песню жаворонка и знали, насколько прекрасна свобода. Так прекрасна, что за неё стоит бороться.
