Через час они добрались до ручья неподалёку от озерца, после недавнего зимнего дождя чуть вышедшего из берегов. Отец протянул руку, чтобы помочь Флоре удержаться на скользких от влажного мха камнях. Она смотрела вниз, чтобы убедиться, что твёрдо стоит на ногах, одной рукой крепко ухватилась за повод, а другая сама собой потянулась к животу, шаль сползла с плеч. Флора вновь подняла голову, и её глаза встретились с глазами сэра Чарльза. Он смотрел на нее холодно, оценивающе. Она застыла от страха, увидев, что его взгляд потемнел, а лицо побагровело. Он всё понял и, резко повернувшись, зашагал вперед, к водам озерца, таким же чёрным, как его настроение.
Когда они дошли до хижины, отец передал винтовку Флоре, а сам, вынув бинокль из кожаного футляра, висевшего у него на бедре, стал осматривать окрестности.
Небольшое стадо ланей, искавших скудную пищу на замёрзшей земле, подняло головы. Они были слишком далеко, чтобы всерьёз испугаться трёх человек и белого пони и пуститься наутёк, но настороженно наблюдали за ними с холма. Одна из самок заволновалась и стала медленно уходить, остальные последовали за ней, пока она не остановилась. Охотников скрывала стена хижины, и Флора позволила пони жевать бледные пучки травы у камней, чтобы он не шумел и не выдал себя. Самка неподвижно ждала, готовая к бегу – ушки на макушке, мышцы тела напряжены. Но из-за хижины так никто и не появился, и она продолжила искать последние листья в сухих кустах болотного мирта.
Наблюдая за оленями в бинокль, Йен тихо, почти шёпотом, сказал:
– Можете выстрелить отсюда. Олени далеко друг от друга, а за ними холм.
Флора взглянула на сэра Чарльза. Но он наблюдал не за оленями. Он наблюдал за ней. И её охватил ледяной страх, когда она увидела выражение его глаз – уже не разгневанное, а расчётливо-холодное. Прекрасно отдавая себе отчёт, что делает, он достал из футляра, висевшего у него на поясе, две пули. Не сводя глаз с Флоры, зарядил винтовку. Отошёл на небольшое расстояние от Гордонов и вскинул её на плечо.
Самка вновь направилась вперёд, теперь уже явно нервничая, и Йен опустил бинокль.
– Через минуту они поднимутся выше. Они явно нас заметили. Скорее всего, они пойдут за хребет.
Пони тревожно топнул копытом по промёрзшей земле. Раздался мягкий щелчок – сэр Чарльз снял винтовку с предохранителя. Оба ствола были заряжены. Услышав этот звук, Йен повернулся к нему и сказал:
– Под этим углом вам не удастся выстрелить в грудь.
Его слова остались без ответа, повисли в зимнем воздухе. На мгновение воцарилась такая глубокая тишина, что казалось, будто земля затаила дыхание. Три фигуры стояли, застыв, и за ними наблюдали только благородный олень и одинокий жаворонок, закричавший, чтобы разрушить тишину. И внезапно воздух раскололся, когда раздался выстрел, эхом отразившийся от холмов и тёмных вод озера, и олень испуганно метнулся вверх по холму, прочь отсюда.
$
Уверенным, как всегда, шагом пони шёл по тропинке. Седло на его спине раскачивалось при каждом шаге под тяжестью перекинутого через него тела, и струйка крови текла по белому боку. Он поднялся выше, копыта глухо застучали по камням дороги.
Фермеры вышли на улицу и молча смотрели, как Йен Гордон и его дочь ведут пони по деревне, медленно продвигаясь к воротам поместья Ардтуат. Из зала вышли несколько женщин. Йен и Флора остановились. Кто-то ахнул:
– Это сэр Чарльз!
Все повернулись к леди Хелен, застывшей в дверном проеме.
Первой вышла из оцепенения Мойра Кармайкл. Она поспешила к Флоре, дрожавшей под складками шерстяной шали. Йен снял выцветшую шляпу и встал перед её светлостью, опустив глаза, а потом поднял на неё лицо, сведённое болью.
Его голос был хриплым, но слова – ясными и твёрдыми, и все их услышали.
– Мне очень жаль. Это сделал я.
Флора рухнула на землю, жалобно вскрикнув, как кричат кроншнепы на берегу, и верная Бриди тут же метнулась к ней, подхватила на руки. Леди Хелен шагнула к телу мужа, Йен вновь опустил голову, не в силах смотреть на неё.
– Нет, – это слово было сказано с твердостью, не терпящей возражений. На мгновение стихло всё, даже кроншнепы замолчали, и стало слышно, как волны бьются о песок. Все снова повернулись к её светлости. – Нет, – повторила она. – Потерь уже достаточно. Хватит с нас. Это был несчастный случай, Йен. Нелепая трагедия.
– Но… – начал было он.
– Нет, – вновь сказала леди Хелен. – Свидетелей было двое, вы и Флора. Его пистолет дал осечку. Мы все это понимаем, не правда ли? – она обвела глазами фермеров, сплочённую группу, крепко связанную друг с другом. Синяк на ее скуле казался тёмной тенью на фоне белой кожи. Повисла тишина, кто-то едва заметно кивнул.
Леди Хелен протянула руку Флоре.
– Давай, моя милая, вставай с этой холодной земли. Ты стала свидетелем страшного события. А в твоем положении надо быть особенно осторожной, – она бережно и нежно поправила на Флоре шаль, обняла её за плечи. – Садись в мою машину. Я отвезу тебя домой. Йен, Бриди, вы тоже садитесь.
Выпрямившись во весь рост, она обвела глазами собравшихся. Её голос, обычно мягкий и немного нерешительный, теперь был сильным.
– Мистер Кармайкл, мистер Мактаггарт, не могли бы вы отвести пони в поместье Ардтуат? И может ли кто-нибудь послать за доктором Грейгом, чтобы он приехал как можно скорее? Спасибо. Я буду ждать.
Лекси, 1979
Ветреное весеннее утро уже радует своей яркостью, и мы с Дейзи идем на кладбище, чтобы посмотреть на простой камень, который теперь стоит на могиле мамы. Мы собрали по букету полевых цветов, растущих у забора домика смотрителя – маргариток, смолёвок, таволги – и стянули ниткой шерсти из маминой шкатулки. Думаю, ей бы это понравилось. Дейзи несёт свой собственный маленький букет. Мы кладём их у маминого надгробия рядом с тем, на котором указаны имена маминых отца, матери и младшей сестры. Я провожу пальцем по буквам, стираю мох, который уже начал их покрывать. Дейзи деловито собирает цветы хлопка, чтобы добавить к нашим букетам. Я сижу на покрытой мхом земле и смотрю, как она играет, как солнечный свет ласкает её золотистые кудри. Жизнерадостная девочка среди мрачных серых камней на маленьком кладбище – долгожданный знак, что жизнь продолжается.
Я вытаскиваю из самодельного букета маргаритку и кладу на могилу дедушки Йена.
– Спасибо, – шепчу я. – Без тебя здесь не было бы ни меня, ни её.
Поднимаюсь на ноги и веду Дейзи к фамильной усыпальнице Маккензи-Грантов. Каменный ангел, опустив глаза, неслышно молится о душах тех, кто там лежит.
– Знаете что, – говорю я усыпальнице, – сэр Чарльз Маккензи-Грант был плохим человеком, хоть и моим дедом.
Вторую маргаритку я кладу у могилы своего отца, Александра Маккензи-Гранта, которого забрало море. И чуть слышно шепчу:
– Я бы так хотела, чтобы ты остался жив. И так бы хотела тебя знать.
