Алек остался, когда остальные разошлись. Уже стемнело, Руарид пошёл в стойло помочь Йену с пони. Флора собрала чашки и отнесла их к раковине, начала мыть. Алек подошёл и встал сзади, обнял ее за талию, на мгновение уткнулся лицом в её волосы, затем молча взял полотенце и стал вытирать чашки. Когда они закончили, она забрала полотенце и вытерла им мокрые руки, а потом обняла Алека за шею и поцеловала.
Его тёмные глаза сияли любовью, когда он смотрел на Флору, изучая и запоминая её лицо.
– Этот образ я унесу с собой, когда мы уедем завтра, – сказал он, бережно откинув прядь золотых волос с её щеки. – Твоя улыбка поможет мне пройти через самые суровые моря и вернуться домой.
На миг разжав объятия, он сунул руку в карман твидовой куртки.
– У меня кое-что для тебя есть.
В его ладони лежала серебряная брошь: корона и якорь в венке из листьев.
– Мама хочет, чтобы она была у тебя. Говорит, так будет правильно, – объяснил он и приколол брошь к свитеру Флоры, над сердцем. Минуту или две Флора не могла вымолвить ни слова, охваченная чувствами. Она знала, как много значила брошь для леди Хелен. Значит, мать Алека не возражала против их романа, пусть даже сэр Чарльз был иного мнения.
– Я буду носить её всегда, – сказала она наконец, – и буду дорожить ей, как дорожила твоя мама. Как мы обе дорожим тобой.
– Ты – моя любовь, Флора. Моя единственная. Давай не будем прощаться. Давай просто скажем друг другу – увидимся.
Она стояла в дверном проеме и смотрела, как он медленно идёт по тропинке к особняку Ардтуат. Провела кончиками пальцев по броши, которая, словно щит, прикрывала её сердце, очерчивая над ним контур якоря и короны.
– Вернись ко мне, я буду ждать – прошептала она, и эти слова полетели вслед за ним в темноту зимней ночи.
$
Три девушки наблюдали с пирса в Меллон Чарльз, как уходит конвой. Флора держалась спокойно, но обхватила себя руками, плотно прижала края своего тёмно-синего форменного кителя друг к другу, как будто это могло помочь ей взять себя в руки. Лицо Майри напряглось и побледнело, когда корабли начали медленно перемещаться на отведённые позиции, будто играя в медленную зловещую игру, требовавшую следовать за лидером.
– Ой, ты плачешь, Бриди, – мягко заметила Майри. – Ну что ты. Ведь этим ему не поможешь, правда?
– Господи, да как вы обе можете быть такими спокойными? – причитала Бриди, ища в кармане носовой платок, чтобы как следует высморкаться.
Флора не отводила взгляда от «Бойца», эсминца, который вёл вереницу торговых судов от залива. Она знала, что Алек там, на мостике, а он знал, что она пришла сюда.
– Мы должны сохранять спокойствие, Бриди, чтобы помочь им собраться с силами и уйти. И, будем надеяться, они соберутся достаточно, чтобы выдержать предстоящий путь и благополучно вернуться обратно.
Лекси, 1978
Майри кажется мне одновременно незнакомой и такой родной, что мои глаза наполняются слезами, когда она меня обнимает. Я, конечно, помню её с детства. Она покинула семейную ферму в конце войны, перебравшись в Америку, но время от времени возвращалась в Олтбеа и всегда навещала нас в домике смотрителя, приносила игрушки и огромные коробки с восхитительно иностранным печеньем. Не считая того, что теперь её волосы стали белыми, как первый снег на холмах, она осталась всё той же: тёплые карие глаза и почти такое же гладкое лицо, как в двадцать лет.
Она привезла с собой совершенно великолепный комбинезон в бело-розовую полоску для Дейзи, а ещё большой альбом с фотографиями и вырезками из газет.
– Флора много лет посылала мне всё это. Она всегда держала меня в курсе всех местных новостей. Я подумала, тебе будет интересно.
Несмотря на долгие годы в Америке, в её голосе всё ещё слышны мягкие нотки шотландского акцента. Майри и Бриди по очереди осыпают ласками Дейзи, и та мудро делит внимание между двумя приёмными бабушками, очаровывая их умением вести беседу.
– Смотри, – говорит ей Майри, – вот фото твоей мамочки, когда она была совсем малышкой, строила замки из песка. А вот она в первый день в школе. Видишь, какой у неё умный вид в новенькой форме? А вот она поёт соло на школьном концерте.
– Мама, – отвечает Дейзи, тыкая пухлым пальцем в альбом.
– Умничка ты моя, – воркует Бриди, предлагая ей лакричную конфету, которую Дейзи тут же с ангельской улыбкой запихивает в рот.
Меня завораживают эти фотографии, я готова рассматривать их бесконечно. Мама задокументировала всё моё детство. Она делала эти фото, клала в конверты и отправляла через океан, на другую сторону земного шара, чтобы Майри бережно хранила их в альбоме. Ощущение того, что меня так любили и любят, ошеломляет.
– А вот письма Флоры, – Майри достаёт из сумки небольшой свёрток, перевязанный длинной клетчатой лентой. – Может, захочешь как-нибудь почитать.
– Спасибо, – благодарю я и вежливо откладываю их в сторону, с трудом преодолевая сильное желание заглянуть внутрь – может, они расскажут что-нибудь из того, что от меня скрывает Бриди. Словно читая мои мысли, Майри говорит:
– Бриди мне рассказала, что ты хочешь узнать что-нибудь о семье своего отца.
– Да. Наверное, Дейзи открыла мне глаза на то, как тяжело было маме растить меня в одиночку. Она не особенно много рассказывала мне об отце. И никто другой не рассказывал тоже. Я хочу заполнить все пробелы, чтобы рассказать нашу историю Дейзи, когда она станет старше.
Майри кивает и забирает Дейзи у Бриди, чтобы та отдохнула и выпила чаю.
– Это правильно, – говорит она. – Я знаю, что Бриди много рассказывала тебе о войне, о том, как наша жизнь в одночасье перевернулась с ног на голову. Я буду рада рассказать тебе всё, что помню. Альбом и эти письма станут хорошим началом. Посмотри их, а потом можешь задавать нам любые вопросы. Я ещё долго пробуду здесь, на ферме у брата. Возможностей поболтать нам хватит!
– Спасибо, Майри, – отвечаю я. – Я так благодарна вам обеим.
Я иду в кухню, ставлю чайник, жду, пока он вскипит, и думаю, что теперь мне будет легко восстановить семейную историю. Но, возвращаясь в гостиную, вижу, как Майри что-то бормочет Бриди, а та яростно мотает головой. При виде меня они поднимают глаза, замолкают, и мне кажется, что их лица немного насторожены. Обе тут же расплываются в улыбках, слишком широких, чтобы быть искренними.
Мне приходит в голову мысль, что собрать воедино историю моей матери – и теперь не такое уж плёвое дело.
Флора, 1942
– Они добрались благополучно! Они уже на обратном пути! – сияя от счастья, Бриди сообщила радостную новость Флоре и Майри. Старший лейтенант, работавший на радиостанции, сказал ей, что первый из конвоев, вышедших из залива Лох-Ю, дошёл до Мурманска, пройдя узкий морской коридор между арктическими льдами и северным мысом Норвегии, не столкнувшись с врагом, ни с подводным, ни с небесным.
