– Сегодня тихо и ясно, – замечает Дэйви, – но мы всё же будем кататься по заливу. Даже в такой тихий день открытая вода неспокойна. Синие люди Минча не дремлют.
Он ловит мой вопросительный взгляд.
– И ты говоришь, что ты местная? Никогда не слышала о синих людях, Лекси Гордон? Синие люди – злые водяные, морские духи, которые живут в береговой полосе, отделяющей залив от островов. Они всегда пакостят, топят рыбаков и корабли. Говорят, они могут вызывать и бури. Воды Минча – едва ли не самые бурные в мире; водные потоки у Шиантских островов порой бушуют, как реки, когда идёт прилив. Говорят, что ещё синие люди могут обитать в пещерах в скалах островов. В общем, не стоит оставлять там лодку.
Но сегодня, похоже, злые водяные далеко. Мы скользим по воде, будто по рулону шёлка, и любуемся цаплей, балансирующей на мелководье на одной тонкой ноге.
Дэйви выключает мотор, и вода сама несёт нас к оранжевому поплавку, который покачивается на поверхности воды у входа в небольшой каменистый залив. Лодочным крюком он ловит веревку, прикрёпленную под поплавком, и пропускает ее через шкив. Когда он поворачивает ручку, верёвка начинает натягиваться, и из глубины появляется чёрная сеть, с которой стекает вода. Дэйви наклоняется через борт, чтобы втащить сеть на палубу, и показывает нам улов. Попались полдюжины лобстеров, большой краб и маленький омар. Краба и лобстеров он раскладывает по вёдрам, наполненным морской водой, а омара отпускает – маловат, путь немного подрастёт.
Дейзи очарована уловом, и я успеваю схватить её за руку, когда она проявляет к крабу исследовательский интерес.
– Осторожно, эти клешни могут цапнуть, – объясняю я.
Дэйви объявляет улов за сегодня вполне приличным. Много лобстеров и два омара! Затем он насаживает на крючки головы скумбрии и медленно ведёт лодку вперёд. Крючки шлёпаются в воду с громким всплеском, от которого Дейзи тоже приходит в восторг, хихикает и хлопает в ладоши. Мы снова отправляемся в путь, на поверхности остаётся лишь оранжевый поплавок, отмечающий место.
Мы следуем вдоль берега на запад и добираемся до мыса в Инверу. В садах здесь, чуть севернее, высажены экзотические деревья, которым подходит мягкий воздух низин Гольфстрима. Они выделяются на фоне плантаций тёмных сосен, высаженных комиссией по лесному хозяйству, и голых холмов, окружающих озеро. Высокие рододендроны окрашивают скалистый мыс тёмно-малиновыми и алыми пятнами.
– Раньше тут хранили боеприпасы, – говорит Дэйви, указывая на уединенную бухту, почти скрытую среди скал. – Но теперь здесь прячутся другие жители.
Он выключает мотор, и внезапную тишину нарушает только шёпот ветра в кронах деревьев и крики куликов на берегу.
Дэйви начинает насвистывать мелодию. Дейзи поднимает голову, удивлённая, но, взглянув на меня и успокоившись, начинает махать руками в такт музыке. Дэйви жестом просит меня петь, и я пою, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче:
Эй, ребята, эй, ребята,
Ну-ка, скорости прибавьте!
Эй, ребята, эй, ребята,
Ждёт нас дом, наш Мингулей…
Я изумлённо умолкаю, когда в воде появляются три тёмные круглые головы. Дэйви жестом показывает мне, чтобы я продолжала петь, и тюлени подплывают ближе. Затем он делает мне знак обернуться, ия вижу, что на нас смотрят еще две пары глаз. Я поднимаю Дейзи повыше, чтобы она тоже их увидела. Её глаза становятся почти такими же круглыми, как у них.
– Смотри, – говорю я, – к нам приплыли тюлени!
Она показывает на них пальцем.
– Тени?
– Да, тюлени.
Один из них ныряет, выгнув гладкую спинку, и исчезает под лодкой, но спустя несколько секунд появляется с другой стороны. Остальные смотрят, покачивая в воде головами, похожими на чёрные поплавки.
Дэйви усмехается и вновь заводит мотор. Мы медленно уплываем, тюлени наблюдают за нами из своей секретной бухты, а потом один за другим исчезают под водой.
У другого берега острова Дэйви вытягивает ещё две сетки. Попался ещё один омар хорошего размера (вообще-то два, но один из них – самка, конечности которой покрыты яйцами, поэтому Дэйви отпускает её, чтобы она обзавелась потомством и прибавила ему добычи) и два коричневых краба, много-много лобстеров и сурового вида морская собачка, которую Дэйви тоже выкидывает обратно в воду.
– На сегодня неплохой улов, – заключает он и смотрит на часы. – Ну, как вы там? Хотите ещё покататься или вам пора домой?
– Думаю, мы не прочь продолжить, – говорю я с улыбкой. Солнце отражается от воды, слепит и поднимает нам настроение, и ни Дейзи, ни я пока не готовы вернуться на сушу. Одобрительно кивнув, Дэйви разворачивает «Бонни Стюарт» на север, и мы плывём туда, где берег окаймляет полоса белого песка, отчего вода кажется бирюзовой, как на туристических открытках.
Он выключает мотор, и мы плавно дрейфуем к пляжу. Сквозь кристальную воду видны раковины гребешков.
– Время обеда, – объявляет Дэйви, вытаскивая из-под скамейки плетёную корзину. Он достаёт бутерброды, завёрнутые в жиронепроницаемую бумагу. – Не знал, что вы любите, так что взял с ветчиной и сливочным сыром. Подумал, что с такими и Дейзи разберётся.
Дейзи одобряет мягкий сливочный сыр и с удовольствием жуёт кусочки бутерброда, которые я один за другим кладу ей в рот. Мы греемся на солнышке, как тюлени, подставляем ему лица и поглощаем наш обед. Потом я даю Дейзи несколько кусочков банана и бутылку молока, и она, довольно вздохнув, прижимается к моей руке и наблюдает за игрой света на двери рулевой рубки.
Дейви приносит небольшую походную плиту, ставит чайник на огонь.
– Вот это роскошь, – восхищаюсь я. – Просто отличный ресторан!
– Рад слышать, что он не уступает вашим роскошным лондонским заведениям, – отмечает Дэйви и улыбается. Его серо-зелёные глаза сияют, а его зубы кажутся очень белыми на фоне загорелой обветренной кожи. Но внезапно его лицо становится серьёзным. – Ты, наверное, скучаешь по всему этому. По той жизни, какую вела.
Я думаю, что ответить на его слова, которые кажутся скорее утверждением, чем вопросом, пока он кладёт пакетики в кружки и наливает воду из чайника.
– Да нет, не особенно, – киваю я, когда он достаёт банку из-под варенья, полную молока, и вопросительно смотрит на меня, вскинув брови. – Совсем чуть-чуть. Спасибо, – я беру жестяную кружку в руки, дую на чай, чтобы он скорее остыл. – Когда уезжала из Лондона, думала, что буду ужасно скучать. Но нет. В том, что наш дом – Ардтуат, нам очень повезло. И Дейзи, и мне. Единственное, по чему я скучаю, – по возможности петь. Но сейчас мне уже кажется, что петь умел кто-то другой – та женщина, которой я была в прошлой жизни.
– Это так тяжело – лишиться голоса…
Я киваю, отхлёбываю чай и крепче прижимаю к себе Дейзи, глаза которой уже закрываются сами собой.
– Было тяжело, да. Сначала казалось, это конец моей жизни. Кроме голоса, у меня ничего не было. Он был мое всё. И вот из восходящей звезды я за несколько недель стала никому не нужным ничтожеством.
