– Но ведь бывает, что вы что-то делаете вместе с ними?
– Отец и мать почти не разговаривают друг с другом.
– А вы?
– Я сижу у себя в комнате.
– Вы с ними не ужинаете?
– Нет. К счастью! В тех редких случаях, когда такое происходило, это было ужасно. Мне кусок не лез в горло. Отец презирает мать, а она, она даже не догадывается. Кошмар видеть их вместе.
– А когда приходят гости, вы с ними общаетесь?
– Нет. Меня же стыдно людям показать. Я не умею себя вести. Ерничаю. Говорю правду. Но жалеть тут не о чем, эти люди несут какую-то ахинею. Они совершенно неинтересны друг другу, и можно их понять.
– Зачем они зовут гостей?
– Чтобы покрасоваться. Они даже не сознают, что восхищают только самих себя. Жалкое зрелище.
В этот момент вошел Грегуар Руссер и изобразил удивление:
– Вы здесь?
– Как видите, – ответила я.
– Что вы тут делаете?
– Преподаю литературу вашему сыну. Библиотека не самое неподходящее для этого место.
Он вышел, оставив дверь открытой.
– Можно подумать, будто он следит за нами, – вздохнул Пий.
Он взял “Бал у графа д’Оржеля”.
Я явилась на свидание минута в минуту. Профессор ждал меня, очень взволнованный, и не пытался это скрыть.
– Я боялся, что вы не придете.
– Почему бы я вдруг не пришла?
– У вас наверняка есть компания повеселее.
– Нет. Кроме вас, я общаюсь только с моим учеником. Я сегодня с ним занималась. А у вас большой круг общения?
– Никого. У меня нет друзей.
– Даже среди преподавателей?
– Тут каждый за себя, знаете ли. Нагрузка у меня небольшая, и я не златоуст. С чего бы им интересоваться мной.
– Вы были женаты. Расскажите.
– Классический случай. Мне было двадцать два года. Я влюбился в свою ровесницу. Мы поженились. Очень скоро моя жена обнаружила, что на свете есть мужчины более привлекательные, чем я. В один прекрасный день она объявила мне, что влюблена в другого. Мы развелись. Остались друзьями.
– Вы не пытались ее удержать?
– Она же была влюблена в другого, я повторяю.
– У вас были потом другие отношения?
– Нет.
– Как такое возможно?
– Не знаю, что вам ответить. Нельзя же заставить себя насильно. Я должен влюбиться, чтобы отважиться заговорить с женщиной.
– Наверняка вокруг вас было полно влюбленных студенток.
– Разумеется. Но меня это не вдохновляло. Вас я заметил очень быстро. Вашу манеру держаться в одиночестве среди сверстников, очень вдумчиво слушать мои лекции.
– Наверно, я выглядела еще и всеми покинутой. Это вам и понравилось.
– Вы не выглядите покинутой. Вы не примыкаете к стаду. Не стараетесь походить на других, не демонстрируете преданность вожакам и не противопоставляете им себя.
– Вот-вот. Меня публично унизили, и вам приятно выступить в роли спасителя.
– Вы не нуждаетесь в спасении. Это у вас есть власть спасать других.
– Вы приписываете мне качества, которыми я не обладаю.
– Мифология – моя специальность. Вы похожи на молодую Афину. Все воспевают ум этой богини, и правильно. Но вечно забывают упомянуть ее красоту. А Афина очень красива на всех ее изображениях.
– Если бы я была настолько красива, мне бы уже об этом сообщили.
– Нет. Мы люди нордические, не говорим любезностей. Юлий Цезарь очень высоко отзывается о нас в “Записках о Галльской войне”.
– Omnium Gallorum fortissimi sunt Belgae
[11].
– А дальше следует менее известный пассаж: белги живут в непосредственном соседстве с германцами, поэтому все время находятся в состоянии войны, и поскольку они обитают вдали от южных провинций, им не грозит изнеженность духа от взаимодействия с купцами. В такой формулировке получается, что мы племя героев, однако это не так, мы не герои. На самом деле мы дикари. Ваш соученик, который вас оскорбил, именно так себя и повел – как дикарь. Вы и я – существа утонченные, родившиеся в племени дикарей. Поэтому мы так одиноки.
Официант подошел спросить, что мы будем пить. Профессор заказал бутылку шампанского. Заметив мой ошеломленный взгляд, он удивился:
– Вы не любите шампанское?
– Обожаю. Но разве мы что-нибудь празднуем?
– Нашу встречу.
– Вы хотите меня напоить?
– Что касается меня, то мне выпить просто необходимо.
– Вы алкоголик?
– Ни в малейшей степени. Я застенчивый.
Официант поставил на стол ведерко со льдом и откупорил бутылку “Дейца”. Налил шампанского в два бокала.
– За нас! – провозгласил профессор.
Это было божественно вкусно.
– Уже по одной этой причине хорошо, что мы не живем в древние времена, – продолжал он. – С выпивкой дело тогда обстояло скверно. Неразбавленное вино невозможно было в рот взять. Приходилось смешивать его с водой и добавлять пряности, чтобы появился какой-то вкус. Что до пресловутых ритуальных возлияний, то речь идет о горлышке амфоры, заполненном маслом, чтобы вино дольше сохранялось. В общем, вино, которое жертвовали богам, было, судя по всему, премерзким.
Мой бокал опустел.
– Вы быстро пьете!
– Вынуждена признать.
– Вы всегда так пьете?
– Для меня никогда еще не заказывали шампанское. Нет привычки.
– Расскажите о себе, пока не опьянели.
– Мой отец – начальник станции в Марбеане, это местечко в Арденнах, где он родился. Его мечтой всегда было стать начальником станции в Марбеане. Жизнь его удалась.
– Потрясающе. А ваша мать?
– Она педикюрша.
– В Марбеане?
– Да. Она знает ноги всех местных жителей.
– У них много проблем с ногами?
– Как везде. Это профессия светская: нужно разговаривать с людьми, которые приходят и показывают вам свои ноги. Моя мать это делает виртуозно. Она удаляет мозоли и обрабатывает натоптыши, расспрашивая клиентов об их детях и коровах.
– Коровах?
– Марбеан – деревня. Я выросла на природе.
– В Марбеане есть школа?
– Да, начальная, я в нее ходила. Потом училась в средней школе в Арлоне. Каждый день ездила туда на поезде.
