– Откажись и брось.
– Если я туда больше не пойду, то кто пойдет?
– Незаменимых нет.
Доната была права и знала, что я это знаю.
– С тех пор как ты с ним занимаешься, ты сблизилась со мной, – продолжала она. – Как будто испытываешь потребность поговорить с нормальным человеком.
“Это она-то нормальная?” Я ничего не ответила, потому что, по сути, Доната попала в точку: я сблизилась с ней. И мне это не нравилось. Надо было срочно что-то предпринять, завести какие-то другие связи. Увы, в университете меня по-прежнему не замечали.
На занятии на следующий день профессор сравнительной мифологии попросил студентов объяснить этимологию имени Дионис.
– Дважды рожденный? – предположила я.
Какой-то тип – я и не знала, что он меня терпеть не может, – заорал на всю аудиторию:
– Дура! Нет, ну какая дура!
Остальные студенты расхохотались. Я почувствовала, что бледнею. Когда стало тихо, профессор спокойно произнес:
– Это был ответ неправильный, но интересный. Дионис означает “Рожденный Зевсом”.
Оказывается, я ошибалась, думая, что меня не замечают. Меня замечали, раз так яростно ненавидели. По крайней мере тот парень, который крикнул, что я дура, точно меня ненавидел. Режис Вармус, самый горластый. Я за все время ни слова ему не сказала, и он мне тоже. Что до остальных, то, возможно, они и правда до сих пор не обращали на меня внимания, но теперь последуют за вожаком.
Вармус был главным сердцеедом курса. Не сомневаясь в своей неотразимой красоте, он был феноменально самоуверен. Разил наповал и мужчин и женщин, хотя я не знала, как далеко он заходил в отношениях с ними. Преподаватель по теории трагедии был влюблен в него до безумия, как и большинство девочек-филологинь. Я, кстати, так и не поняла, почему он выбрал филологию: изнемогая от амбиций, он хотел быть режиссером в Голливуде.
В конце занятия я осталась сидеть на своем месте, дожидаясь, пока все уйдут, чтобы ни с кем не столкнуться в дверях. Когда аудитория опустела, я вышла. И была приятно удивлена, обнаружив, что преподаватель ждет меня. Он предложил пойти куда-нибудь посидеть и что-нибудь выпить. Я была так потрясена, что не знала, как реагировать, и согласилась.
К счастью, он повел меня не в университетское кафе, а в городское, и там не было ни одного знакомого лица. Я заказала чай, а он айриш кофе.
– Ну что, Анж, не любят они вас?
– Я и не знала. Я поняла это одновременно с вами.
– Нет, я давно это знал.
– Откуда?
– Я видел, что вы всегда в одиночестве.
– Это же не означало, что они меня на дух не переносят.
– Очевидно, означало. А почему?
– Понятия не имею.
– Может быть, потому что вы не идете на сближение?
– Это не так! Сколько раз я пыталась завязать дружеские отношения с кем-то из них!
– И почему же не получалось, как по-вашему?
– Не представляю. До сих пор я думала, что меня просто не замечали. А после сегодняшней выходки Режиса Вармуса стало ясно, что замечали.
– Может, так лучше?
– Нет. Я бы предпочла остаться в тени.
– Я вас заметил сразу.
У меня хватило ума не спрашивать почему. Поняв, что я не задам этого вопроса, он сказал:
– Вы похожи на девушек из фильмов Эрика Ромера
[10].
Первый раз в жизни со мной заигрывал старик, я была смущена.
– Вы не видели его фильмов, да? У него был дар выбирать нестандартных молодых актрис, несовременных, совершенно прелестных.
У меня запылало лицо. Я готова была надавать себе пощечин. С удовольствием отвесила бы пощечину и профессору.
– Вас зовут Анж, Ангел, это восхитительно и очень вам идет. Ваши родители сильно рисковали, ведь если девочка вырастет неказистой, подобное имя ее доконает. В данном случае оно подчеркивает ваше очарование.
Когда я занималась с Пием, я употребляла слово “подобный”. Когда сама выступала в роли ученицы, то говорила и думала “такой”. Слово “подобный” принадлежит учительскому языку. Вот и все, что я в состоянии была подумать.
– Почему родители назвали вас подобным образом?
– Это лучше, чем Мари-Анж.
Озадаченный моим ответом, он в конце концов рассмеялся и подытожил:
– Они назвали вас Анж, потому что это лучше, чем Мари-Анж? Они вам действительно так сказали?
– Нет. Они выбирали имя общего рода.
– Это ничего не объясняет. Есть много имен общего рода. Я знаю, о чем говорю, меня зовут Доминик.
Так, приехали, он сообщил мне, как его зовут. Будь у меня на факультете друзья, я бы знала, что этот профессор никогда не клеится к студенткам. Но я этого не знала и решила, что угодила в ловушку. Не день, а сплошной кошмар. Наверно, поэтому я произнесла следующую самоубийственную тираду:
– Непорядочно приставать к студентке. Она не может вас отшить, потому что опасается плохих отметок. И еще хуже – домогаться студентки, которую только что прилюдно унизили: это значит воспользоваться ее уязвимым положением.
– Почему вы так говорите?
– Потому что я так считаю.
– И правильно. А для меня это повод сказать вам, как глубоко вы заблуждаетесь. Я не домогаюсь вас.
– А как вы это назовете?
– Я в вас влюблен.
Впервые в жизни кто-то признавался мне в любви.
– Нельзя говорить такое студентке.
– Если только это неправда.
– У вас наверняка большой опыт в таких делах.
– Абсолютно никакого. Оно же чувствуется, разве нет? Я просто смешон.
– Что смешно, так это утверждать, что любишь кого-то, кого совсем не знаешь.
– Верно. Но я столько наблюдал за вами начиная с первого сентября, что узнал о вас какие-то вещи, которые меня тронули.
– Как, например, то, что меня при всех назвали дурой на семинаре?
– Я услышал это только сейчас, одновременно с вами, и это меня возмутило, но также позволило подойти к вам и заговорить.
– Сколько вам лет?
– Пятьдесят.
– Вы старше моего отца. Слушайте, я пошла, с меня на сегодня хватит.
– Вы обещаете мне подумать?
– Подумать о чем?
– О нас.
Я вытаращила глаза:
– Вы полагаете, что за вашим признанием что-то воспоследует?
