Иногда она закрывалась в ванной и, зажав в руке «Шанель № 5», которыми не осмеливалась больше душиться, вдыхала аромат, который околдовывал ее в те далекие времена, когда она была пьяна любовью.
Когда Эписен исполнилось пять, она поняла, что не любит отца. Это не было внезапное откровение, но осознание внутренней реальности, которая созрела в ней за последние год или два.
Натолкнул ее на эту мысль, как часто бывает с умозрительными заключениями, разговор с матерью. Доминика приходила каждый день забирать ее из детской группы, и они, болтая, возвращались пешком домой. Мать спрашивала, что малышка делала в группе, и та рассказывала про свои рисунки, аппликации, песенки, которые они пели, и игры. Разговор всегда заканчивался одним и тем же вопросом:
– А папа дома?
– Нет.
Этот ответ неизменно вызывал у девочки удовольствие, которое она предпочитала скрывать. Она чувствовала, что было бы невежливо демонстрировать свою радость, но ликовала в душе оттого, что дома ждал ее уютный покой мира, в котором нет папы.
Доминике же чудилась грусть в вопросах дочери. Однажды она сочла нужным объяснить:
– Видишь ли, папа много работает. Он сумел создать потрясающую фирму, у него много сотрудников. Не обижайся, что у него нет времени с тобой поиграть.
Мама что, ничего не понимает? Похоже на то. Лучше оставить ее в счастливом неведении.
Если подумать, как Эписен могла сожалеть о том, что мало времени проводит с этим сердитым человеком, который открывает рот только для того, чтобы изречь что-нибудь неприятное? Она еще помнила те далекие времена, когда присутствие отца вызывало в ней некое ожидание: вот сейчас он оторвется от своих занятий, возьмет ее на руки, улыбнется ей. Потом в один прекрасный день она поняла, что ждать этого бессмысленно, но ничуть не огорчилась. Сердитый человек не хотел ее присутствия – она стала платить ему тем же.
Очень здорово, что папы вечно не было дома. Мама занимала в ее мире огромное место, она была везде, она была добрая и красивая, и девочка ее любила. Мир вокруг мамы был прекрасен.
Однажды днем, когда они возвращались из школы, мама объявила ей со счастливым видом:
– Сегодня для тебя сюрприз, моя дорогая. Папа дома!
– Как, разве он не на работе? – удивилась девочка.
– У него на работе ремонтируют его кабинет, так что он всю документацию привез домой. Ты рада?
– Очень.
В первый раз в жизни ложь далась Эписен с таким трудом. Но мама ничего не заметила.
Пока Эписен сидела на кухне и ела свой полдник, она старалась не прислушиваться к голосу отца, доносившемуся из гостиной: он говорил с кем-то по телефону. Но девочка не могла не заметить, что для этого разговора отец выбрал совсем другой тон: сколько обаяния, какая сердечность интонаций, какие веселые раскаты смеха. Похоже, папа очень любил этого Жерара!
– Надеюсь вскоре вас увидеть, Жерар. Передавайте привет Патрисии. Счастливо, хорошего дня!
Он повесил трубку.
– Дорогой, мы вернулись!
Гробовое молчание в ответ.
И вдруг перед Эписен вырос отец. Он смотрел на нее с такой неприязнью, что она едва не подавилась кексом. Почувствовав, что ее присутствие раздражает, она юркнула в свою комнату и закрыла дверь. Сев на кровать, она впервые услышала внутри себя голос:
– Я не люблю папу.
Знать – одно, сформулировать и произнести – совсем другое. Несмотря на внутреннее спокойствие и отсутствие удивления перед небывалым открытием, Эписен чувствовала, что эти слова многое изменили. Не просто открытие, а открытие какой-то высшей истины. Монумент, воздвигнутый рассудком. «Не-люб-лю-па-пу». Даже сам этот нелепый набор звуков – «лю-па-пу» – свидетельствовал о грандиозности произошедшего.
Жизнь теперь сделалась совсем иной. Несмотря на то что Эписен не испытывала и тени стыда от своего открытия, она догадывалась, что это «лю-па-пу» лучше держать при себе, как истину, которую мир пока не в состоянии переварить. Почему надо стыдиться, что не любишь человека, который не любит тебя? Тут даже и переживать-то не из-за чего.
Как ни странно, мама папу любила. Она ей этого не говорила, но это было видно, это было слышно, это сквозило во всем. Чтобы обращаться к отцу, у мамы был особый голос, исполненный почитания, особое выражение глаз, особые жесты. Отец не замечал всего этого и не разделял ее эмоций. Если бы Эписен была способна сформулировать, как отец относится к матери, она бы сказала, что он ее терпит – при условии, чтобы она побольше молчала и поменьше лезла на глаза.
А что же она сама? Отец ее терпел? Похоже, что нет. В те редкие случаи, когда он что-то говорил в ее адрес, Эписен слышала: «Ты просто невыносима!»
Она была невыносима, когда играла в гостиной, когда пела в своей комнате, когда отказывалась от еды, когда радовалась чему-то.
Мать не осмеливалась встать на ее защиту. Она ждала, пока отец ретируется, и тогда говорила: «Папа нервничает из-за работы». Или: «Папа устал».
Девочка кивала. Ей хотелось сказать матери, что все это совершенно не важно. Что сердитый человек может говорить ей что угодно, это ничего не меняет. Но она молчала, потому что чувствовала – мать обидится.
Эписен стала задумываться, а все ли мужчины такие, как ее отец. Когда она перешла в подготовительный класс, у нее появилась подружка, Самия, единственная из всего класса, кто не вопил, услышав имя Эписен, чтобы выразить свое изумление и ужас. Однажды Самия пригласила ее к себе с ночевкой.
Это был удивительный опыт. Дома у Самии все было не так, как у нее. Прежде всего, у Самии имелось множество братьев и сестер. И вообще, в квартире было столько народу, что Эписен с трудом распознала, где же среди них родители Самии. Мать Самии постоянно готовила дивно вкусный, очень сладкий чай. А отец подхватывал дочь на бегу и осыпал ее поцелуями, произнося при этом самые ласковые слова, которые только можно было вообразить. Потом он говорил, обращаясь к Эписен:
– Ты подружка моей дочери. Ты здесь у себя дома.
Этот человек был настолько сердечен и приветлив, насколько ее собственный отец был холоден и враждебен. Впрочем, дома у Самии было много и других мужчин, ни в чем не похожих на отца. И Эписен сделала заключение: нет, мужчины вообще во всем отличны от ее папы.
А почему у нее самой, как у Самии, нет братьев и сестер? Она задала этот вопрос матери, чем страшно ее смутила. После долгих раздумий мама ответила:
– Это сложный вопрос. А ты что, хотела бы иметь братика или сестричку?
– Нет.
Мама облегченно вздохнула. Именно это и хотела понять девочка. Разумеется, она солгала. На самом деле, когда Самия рассказывала про домашние игры, когда она носилась по дому среди других детей, Эписен слушала и смотрела с восторгом.
Значит, за этой тайной опять же стоял папа.
