– Отдохни с дороги, – проговорил он тихо, обнимая в ответ. – Ты проделала очень долгий путь.
* * *
– Я дома, – крикнула с порога Сьюзан.
– О, дорогая, как я рада!
Мать сидела в гостиной с газетой в руках, объятая желтоватым светом торшера, – само воплощение домашнего уюта. Сьюзан почувствовала, как в груди разлилось блаженное умиротворение. Астор поднялась ей навстречу, и женщины обнялись. Тут же на лестнице раздался топот ног – Киллиан сбежал вниз. Сьюзан прижала к себе вихрастую макушку и от всей души чмокнула.
– Я скучала, – проговорила она, чувствуя, как сын крепко ее обнимает.
– Ну расскажи, как все прошло? Пойдем на кухню, я заварю чай, – предложила Астор, приглашая за собой.
– Все прошло хорошо, – неуверенно начала Сьюзан, устраиваясь за столом, пока мать хлопотала с чайником и заваркой. Киллиан умостился на соседний стул, прихватив пачку чипсов. – Ну мне так показалось, по крайней мере. Я боялась, что наш визит обернется кошмаром, нелегко услышать такие новости о том, кого любишь, но Ани, так зовут его жену, отнеслась к известию с удивительным спокойствием. Она сказала, что Вольфганг часто отлучался из дома. Судя по всему, она ожидала чего-то подобного, в семье знали, что он тяжело болен, поэтому никакой трагедии не вышло, и я очень этому рада.
– А какая она, эта Ани?
– Очень спокойная. У нее приятное лицо, но мне думается, что у них с мужем не было таких уж близких отношений. Словно два человека, которые уважают друг друга, просто жили рядом, непохожие, но все же сроднившиеся с годами. Она показалась мне более понятной, что ли. Такая, знаешь, крепко стоящая на ногах женщина, тогда как Питер Бергм… черт, Вольфганг, он… Как не от мира сего. Весь его облик, походка, то, как он держался… Ани рассказала, что он даже не обращался к врачам, но будучи ученым, не мог не понимать, что умирает.
– Надо же, как причудлива жизнь. Еще несколько месяцев назад это был неизвестный, одинокий мужчина, а теперь! У него есть семья, его настоящая жизнь. Вы справились, узнали его настоящее имя, ведь ты так этого хотела!
– Угу, – буркнула Сьюзан.
– Ты разве не довольна, дочка?
– Довольна… Вроде бы. Но кое-что не складывается, – в ее голосе просквозило отчаяние.
– Что конкретно? – вклинился Киллиан, хрустя закуской и с интересом разглядывая Сьюзан, словно видел ее впервые. Впрочем, нет, в его глазах была гордость за мать, и именно это для Сьюзан было новым.
– Да в общем-то многое. Мне все еще непонятно, зачем он приехал в Ирландию. Его жена не имеет об этом никакого понятия. Она утверждает, что по роду своей деятельности, а он был биологом-полевиком, он мог приехать сюда за образцами каких-то растений…
– Что ж, это вполне логично.
– Еще не понимаю, для чего ему понадобилось срезать этикетки, зачем нужно было представляться чужим именем, почему он назвал вымышленный адрес, да еще и венский, и кому он отправлял те пять писем?
– Да, ты права, странностей много. Но часто самые сложные на первый взгляд вещи имеют вполне логичное объяснение.
– Ну да, например, я узнала, почему он назвался именно Питером Бергманном. Это имя одного ученого, которым он восхищался. Но почему он это сделал? Что не так с его собственным именем и зачем нужно было скрывать его?
– Не мучай себя, дочка. Самое главное, что теперь родные знают о нем и его могила не будет покинута. А хочешь, я расскажу тебе о своих новостях? Меня как фотографа-любителя номинировали на премию одной дублинской газеты. Представляешь?
– Ого! Это замечательно, поздравляю, а с какой работой?
– С фотографией Питера Бергманна! Ее столько раз печатали, что мой вклад сочли социально-значимым. Между прочим, снимок есть в последнем выпуске, я как раз читала эту статью. Погоди, сейчас принесу газету. – Астор пошла в гостиную и вскоре вернулась и протянула Сьюзан черно-белый разворот. Девушка уставилась на фотографию, чувствуя, как от усталости ее клонит в сон. Перед глазами все мельтешило, но она усилием воли заставила себя внимательно рассмотреть детали.
– Да, этот снимок не зря стал знаменитым. Его лицо, этот странный, отрешенный взгляд, силуэт, который я смогу узнать даже во сне, – она провела пальцем по бумаге. – И даже здесь, на пляже… С собой уже нет ни одной из тех сумок. Но ехал-то он в Россес-Пойнт с ними. Мама, ну подумай сама, даже если все так, как сказала его жена, и он просто прибыл сюда по работе – куда он мог деть сумки, да и для чего нужно было от них избавляться, если там лежали все его личные вещи, ноутбук? А голубой пакет? Он прибыл на пляж и с ним тоже, об этом сказал водитель автобуса, на котором он туда ехал. Но на фото и его уже нет!
– Да, ты права.
– Нет, здесь есть что-то еще. Во всем этом деле есть какая-то важная деталь, которую я пока не выяснила. Погоди, а это что? – Сьюзан приблизила газету к глазам, стараясь рассмотреть разбитую на пиксели картинку. – Часы! – воскликнула она. – Часы, которые были найдены у него в кармане. Здесь они на его руке. То есть они не сломаны и ремешок не поврежден, как я думала раньше. Нет, видимо, он снял их самостоятельно.
– Но зачем?
– Вот именно!
– Возможно, ему было тяжело носить их. Это я так, размышляю… Он же был болен, дочка, к тому же рак – это такое заболевание, при котором поступки человека могут стать нелогичными, нетипичными. Больным мешает все лишнее, кожа истончается. Моя соседка, Кэтрин, не могла даже спать в белье, пока проходила химиотерапию, сильно натирали швы. А тут – последняя стадия.
– Да, наверное.
– А как Ирвин?
– Ты все-таки спросила, – смущенно отозвалась Сьюзан и покосилась на сына. Тот понял ее без слов и, скомкав пакет от чипсов, вскинул ладони:
– Понял, понял, удаляюсь!
Сьюзан дождалась, пока стихнут шаги на лестнице, и тогда женщины переместились в гостиную, где неслышно бормотал телевизор, она призналась:
– Мы провели вместе ночь. Кажется, теперь мы пара.
– Моя дорогая, это лучший выбор, который ты могла сделать!
– В общем-то так оно и было. Я сама сделала первый шаг.
– Как всегда и грозилась.
– Точно. Он очень ласковый…
– И надежный, не забывай о том, что женщине нужна в первую очередь поддержка.
Сьюзан смущенно кивнула, слушая щебетание матери. А она тем временем переключилась:
– Да, между прочим, говоря о поддержке… По поводу амнистии по статусу дезертиров… Мне удалось сделать пару звонков, как ты просила. Бывшие коллеги меня не забыли, и мы тепло пообщались. Это было очень приятно, но еще приятнее то, что, кажется, мой звонок сработал как катализатор. Правительство будто ждало знака, чтобы начать работу по этому забытому… недоразумению, у меня нет другого слова.
– О, правда? Это здорово, мам. Но надо бы поторопиться, мистер О’Фаррелл совсем старенький, он может попросту не дожить до окончания всей бумажной волокиты.
