Брэндон закивал. Сказал, что это сильный довод, и обещал «все просчитать» – эту его фразу я всегда полагал ничего не значащей. Но на этот раз Брэндон, похоже, слушал, и даже, возможно, услышал. Мы обсудили еще некоторые мелочи – как изменить правила модерации, особенно чтобы избежать подобных случаев. Брэндон предположил, что лучший способ проиллюстрировать изменение публично – привести кого-то в пример. Я ответил, что это лишнее – я считаю ответственным себя лично.
– Отлично, я тебе доверяю, – заверил Брэндон.
Более вдохновляющих слов мне никогда не говорили.
Я побежал вниз, чувствуя себя победителем. Если бы не одиннадцать утра и не нужно было бы работать, я бы выпил в честь этого.
Но когда я вернулся на этаж службы поддержки, чтобы сообщить Нине, что ей не нужно беспокоиться об увольнении, ее нигде не было. Я снова заглянул на лестницу. Никого. Спросил Томпсона, не видел ли он ее.
– Она ушла.
– Куда она пошла?
– Нет, ты не понимаешь, мужик, – с нажимом сказал Томпсон. – Она ушла.
– Не знал, что у тебя есть машина.
– Я редко ей пользуюсь, – ответила Джилл. – В основном держу ее, потому что обожаю тратить свои гроши на автостраховку. А еще обожаю перепарковывать машину каждые несколько дней, чтобы ее не утащил эвакуатор.
– По крайней мере, вылезаешь из дома.
– Боже, я пошутила, но думаю, ты прав: я бы и не выходила из квартиры, не будь этой дурацкой машины.
С сумками в руках мы брели по улице, обсаженной деревьями, в поисках машины Джилл. Она забыла, где припарковалась. Где-то в этом квартале. Мы обошли его пару раз, и когда наконец нашли потрепанную «хонду аккорд» 1994 года, Джилл воздела руки в притворной радости из-за отсутствия штрафа за парковку на грязном ветровом стекле.
После пятницы со всей этой руганью в прессе, обрушившейся на команду модераторов, Джилл решила, что стоит уехать на выходные, – пожалуй, самый заботливый поступок, который кто-либо совершил ради меня. Я распечатал маршрут длиной в две страницы. По дороге из Бруклина по направлению к мосту Джорджа Вашингтона мы попали в пробку. Но после нее путь был свободен.
– Хочешь включить музыку? – спросила Джилл, передавая мне шнур айпода.
– Может, включим рассказы Марго? – предложил я. – Там еще много тех, что я не слышал.
– О, круто. Конечно. Отличная мысль.
– Ты хочешь послушать что-то другое?
– Нет, давай Марго. Конечно.
Я подключил айпод, и рассказов хватило до конца пути – из Бруклина, вверх по I-87, прочь из города. После двух с половиной часов легкой дороги мы оказались у дома, который Джилл сняла для нас. Подрулив, Джилл пошутила, что больше всего ей нравится ездить на север штата, ведь тут она может парковаться, где, мать вашу, ей захочется.
С улицы дом казался несколько странным, но изнутри был безупречно обставлен стильной мебелью середины прошлого века и украшен изящными произведениями искусства. Никакого безвкусного плоскоэкранного телевизора – вместо него обнаружился древний проигрыватель с внушительным ящиком из-под молока, полным виниловых пластинок. В таком же ящике в спальне мы нашли основательную подборку книг в мягком переплете – почти все, заметила Джилл, она читала.
Джилл забронировала нам столик в ресторане неподалеку от гостевого дома. Знай я это заранее, взял бы рубашку поприличнее, но в итоге обошелся футболкой с воротником, которую привез с собой. Она сильно помялась в рюкзаке. Я несколько минут пытался разгладить ее ладонью. Помогло лишь отчасти.
Снаружи ресторан выглядел непритязательно – обычный старый дом. Однако внутри удивлял: полы из темного дерева, нового, но состаренного – возможно, «восстановленного»; тусклые лампы Эдисона – пусть света они давали немного, зато нити накаливания поражали своей затейливостью; маленькие столики сочетались с широкими диванами в стиле «честерфилд»; бар с барменом; бармен в жилетке; в центре стены – тщательно ухоженный камин, над ним массивная голова оленя, стеклянные глаза которого смотрели не столько с огорчением, что его водрузили на стену, сколько со скукой, что ему приходится бесконечно наблюдать все это.
Деревенский загородный дом в сочетании с викторианской роскошью. Я никогда не бывал в подобных ресторанах, где в равной степени заботились о еде и об атмосфере. В моей семье редко ели вне дома, да и не то чтобы в Восточном Орегоне было много возможностей изысканно поужинать. Конечно, я бывал в хороших ресторанах прежде, в Нью-Йорке. Но никогда в подобном. Кто мог себе такое позволить?
Нас усадили у камина. Официант спросил, какую воду мы предпочтем, выбирать нужно было между водой без газа, с газом, из-под крана. Я собирался попросить бесплатную, когда Джилл объявила, что мы оба будем пить газированную.
– Очень хорошо, – сказал официант, словно уже это было достойно похвалы.
Меню меня испугало. Рыбу-меч здесь подавали на картофельной эмульсии, политой уксусной заправкой с травами и чили, а также с одуванчиками. Картофель был «молодым», он сочетался с сыром гауда трехлетней выдержки, тмином и вымоченным в сыворотке фенхелем. Даже равиоли были нафаршированы сыром с тыквой и подавались с лимонным джемом. Все казалось весьма привлекательным, хотя мне и трудно было себе представить, каким это будет на вкус.
Джилл, должно быть, уловила мое выражение лица, когда я взглянул на цены в меню, и успокоила, что ужин за ее счет.
Я смутился.
– О нет, я просто… Тебе не нужно платить за ужин.
– Расслабься, я угощаю. Я все равно собиралась сюда приехать. Приятно поесть в хорошей компании.
Официант вернулся с газированной водой.
– Если честно, я никогда не ел в подобном месте, – признался я.
– В фермерском ресторане?
– Нет, в модном.
Официант рассмеялся. Джилл улыбнулась.
– Не волнуйтесь, мы о вас позаботимся. Я буду рад рассказать вам о позициях в меню. Что вы вообще любите?
– Я люблю острое. У вас есть что-нибудь острое?
Официант задумался на мгновение. Затем он взял у меня меню и пробежался по нему взглядом.
– Боюсь, у нас нет ничего острого, к сожалению. Мы специализируемся на свежих местных продуктах.
Я выбрал равиоли. Джилл – рыбу-меч и бутылку вина для нас обоих. Официант одобрительно кивнул.
– Ты часто ешь в таких заведениях? – спросил я.
Джилл сказала, что на последней работе – ну, на единственной официальной, несколько лет назад, – ее дорогие ужины оплачивал журнал. Это было главное преимущество той работы – возможность поесть в изысканнейших ресторанах Нью-Йорка, порой – даже мира, да еще и за чужой счет. Я удивился, с какой точностью, в каких подробностях Джилл вспоминала те блюда, будто старых друзей, которых давно не видела.
