– Позволю напомнить тебе аят из Священного писания, дядя: «Ухитрились те, которые были до них, но у Аллаха – вся хитрость. И хитрили они, и хитрил Аллах, а Аллах – лучший из хитрецов». Подумай вот еще о чем: нет таких слов, которые нельзя было бы толковать по-разному.
Юсуф аль-Акмар по-прежнему не поднимал головы. Его толстые, похожие на перезревшие финики пальцы перебирали крупные сапфировые четки, нанизанные на витой серебряный шнур.
– Да будет и мне позволено напомнить вам, Ваше Величество, о чем предупреждал мудрец аль-Маварди: «И коварство, и обман, и те, которые к ним прибегают, – всем им гореть в адском огне». А Праведный халиф Умар ибн аль-Хаттаб говорил: «Пусть правда унизит меня, хоть так бывает редко, она милее мне, чем ложь, пусть даже она меня возвысит, хоть так тоже бывает редко».
Ас-Сабах выругался про себя. Старый брюзга знает больше хадисов, чем Джингиби – названий голливудских фата-морган. Спорить с ним, призывая на помощь слова Корана, бессмысленно, ведь Тамим не посещал медресе и большая часть его познаний в богословии вложена ему в память доктором Газеви.
– Ты хочешь сказать, что сегодняшняя ложь возвысила меня, дядя? – холодно поинтересовался он. – Или намекаешь на то, что мне не избежать пламени ада? Будь добр, развей свою мысль до конца, я заинтригован.
Даже если министр двора действительно знал, что перед ним всего лишь двойник настоящего короля, идти на открытый конфликт он не решился.
– Разумеется, нет, Ваше Величество. Я всего лишь пытался выразить общую обеспокоенность... Ваши подданные в смятении, они не понимают, что происходит. Это странное происшествие с вынужденной посадкой, ваше исчезновение... все это вселило тревогу в сердца людей.
– Я дам необходимые разъяснения, – заверил аль-Акмара Тамим. – Подожди минутку, вспомни еще какие-нибудь мудрые изречения. Возможно, они нам скоро пригодятся.
Дядя короля поджал губы и промолчал. Ас-Сабах, удовлетворенный своей маленькой победой, прошел в соседствующую с кабинетом комнату, всю стену которой занимало огромное панорамное окно, дотронувшись до светочувствительной мембраны, включил режим односторонней прозрачности. Королевские апартаменты находились на тридцать девятом и сороковом этажах шестигранной башни «Хилтона», и из их окон открывался прекрасный вид на огромный, расползшийся по обеим берегам реки мегаполис. Странный город, выросший на нефти и религиозном фанатизме. Тонкие серебристые иглы небоскребов соседствовали с обширными, погруженными во мрак кварталами двухэтажных прямоугольников – общежитий паломников, стекавшихся со всех концов Федерации, чтобы послушать Иеремию Смита. Большая часть общежитий сейчас пустовала, но даже безжизненные, не освещенные ни одним огоньком каменные коробки, казалось, излучали какую-то мистическую энергию. Когда-то, много лет назад, в этом городе нефтяной магнат Дэвид Финч, баллотировавшийся на пост губернатора Техаса, произнес свою знаменитую речь о спасении белой цивилизации. Цивилизация белого человека гибнет, сказал Финч, подтачиваемая либерализмом, политкорректностью и смешанными браками. Либеральные политики на словах выступают за инициативу и частную собственность, а в действительности тайно передают рычаги экономической власти коррумпированным компаниям, разоряющим честных бизнесменов и вкладчиков. Политкорректность превратила жизнь американцев в ад, продолжал Финч, я не могу подмигнуть красотке на улице, не рискуя уплатить по суду невероятных размеров штраф. И ладно бы дело касалось только женщин. Но я, черт возьми, не могу сказать последнему разнесчастному иммигранту, что он здесь, в моей стране, человек второго сорта! Потому что пока я, стопроцентный американец, прилежно трудился, приумножая богатство своей страны, он, этот бедняга Хуан, или Слободан, или Ван Мин, всеми правдами и неправдами пытался получить вид на жительство в Соединенных Штатах Америки. И теперь он, черт возьми, пьет чистую американскую воду – нашу с вами воду! – плодит своих маленьких хуанов, Слободанов или ван минов и смотрит на меня сверху вниз, и не дай бог мне его чем-нибудь обидеть! Потому что он, этот новоиспеченный американский гражданин, пользуется защитой государства, которому мы с вами всю жизнь платим налоги. А потом его сыновья подрастут и начнут соблазнять наших дочерей, а его дочери выйдут на ночные улицы наших городов и станут разносить заразу и смерть. Те из вас, у кого есть дети, подумайте, какое будущее их ожидает. Те из вас, у кого еще нет детей, задайтесь вопросом – стоит ли давать им жизнь, если через десять лет белые протестанты, люди, трудом и кровью которых построена наша цивилизация, окажутся в меньшинстве в собственном доме. Давайте спросим себя – что можем сделать мы, рядовые американцы, чтобы защитить наших детей? Я подскажу вам ответ – мы должны защитить нашу цивилизацию, цивилизацию белого человека! И пусть первыми на ее защиту поднимутся граждане лучшего штата Америки, нашего родного штата Техас!
С этого-то все и началось, подумал ас-Сабах. Все средства массовой информации США заклеймили Дэвида Финча фашистом и ксенофобом, а соперники по борьбе за кресло губернатора открыто называли его политическим самоубийцей. Но три недели спустя он получил восемьдесят пять процентов голосов и стал губернатором Техаса, а созданное им движение Белого Возрождения распространилось по всей стране. С тех пор прошло тридцать пять лет, и этих тридцати пяти лет хватило, чтобы мир необратимо изменился. Ас-Сабах смотрел вниз, на острова света, перемежающиеся с квадратами тьмы, на цепочки разноцветных огней и мерцающие точки вингеров, отражающиеся в черных водах реки, на пульсирующие неоновые экраны и натянутые над улицами жемчужные сети солнечных батарей и вспоминал слова полковника Бейли: «Добро пожаловать в столицу мира, Ваше Величество».
Он почувствовал движение у себя за спиной и обернулся – возможно, немного резче, чем это сделал бы сам король.
– Прошу простить меня, Ваше Величество, – церемонно произнес Юсуф аль-Акмар. – Малый совет в сборе. Мы можем начинать.
Тамим ас-Сабах дотронулся до светочувствительной панели, и панорама огромного города у него за спиной медленно угасла, сменившись однотонной, успокаивающей глаза пульсацией синих спиралей.
– Его Величество Хасан ибн-Сауд Четвертый, король Аравии и Эмиратов Залива, – объявил министр двора, когда они вошли в кабинет.
Расположившиеся по обеим сторонам длинного подковообразного стола мужчины поднялись, с шумом отодвигая стулья.
Ас-Сабах, не торопясь, прошел к стоявшему во главе стола высокому креслу и, приветствовав собравшихся кивком головы, уселся. Тогда сели и остальные. Тамим медленно скользил взглядом по лицам членов совета, ни на ком в особенности не останавливаясь. Этому трюку его научил сам король. «Подданные должны чувствовать на себе твой взгляд, но не должны понимать, что скрывают твои глаза. Глаза властелина– это глаза змеи, они завораживают и подчиняют, но никогда не говорят правду. Научись такому взгляду, и никто не заподозрит в тебе двойника».
Сейчас ас-Сабаху предстояло проверить это на практике. Минуту он выжидал, наблюдая за реакцией присутствующих, неторопливо постукивая золотым «Паркером» по инкрустированной слоновой костью эбеновой столешнице. Министр иностранных дел Тарик Гафири в своем неизменном костюме-тройке из серого лондонского твида выдержал королевский взгляд невозмутимо и с достоинством. Что ж, это понятно – Гафири получил образование в Итоне, половину жизни провел в Англии, к догматам ислама относится со сдержанным скептицизмом, а участие короля в христианском богослужении наверняка воспринимает с чисто политической точки зрения. К тому же он определенно не может быть посвящен в историю с двойником – король ценил министра иностранных дел как блестящего дипломата, но считал его слишком приверженным западному образу жизни и потому ненадежным.
