– Со мной человек, который вытащил Кобаяси, – явно торопясь, говорил между тем капитан. – И пилот нашего геликоптера...
– Хорошо, хорошо, – нетерпеливо перебил его Танака. – Главное – найдите лейтенанта Куроду. Я жду вас всех у себя в Центре.
Еще одна проблема, подумал он, отключив связь. Теперь, после того как выяснилось, что в контейнерах находился не героин, а замороженные тела, АБТ может потерять всякий интерес к Кобаяси и его контактам за пределами базы, но может и не потерять. Допустим, я отдам Ки-Брасу офис-менеджера, но пойдет ли мне это во благо? Такой поступок, безусловно, докажет мою лояльность и беспристрастность, но риск слишком велик. Если Кобаяси заговорит, – а попробуй тут не заговори, когда тебя в любой момент могут положить под колпак мнемосканера, – шутливые намеки Ки-Браса быстро превратятся в обвинения. С другой стороны, скрывать от него, что Кобаяси спасен и доставлен на «Асгард», вряд ли разумно. К тому же, если верить Хачкаю, офис-менеджер тяжело ранен – в таком состоянии его, конечно, не станут допрашивать, а пока он будет выздоравливать, я что-нибудь придумаю...
Мастер Хосокава ждал его, сидя в углу до-дзе в позе сосредоточения. Когда Танака вошел, он, не отрывая взгляда от нарисованного на стене иероглифа «эй», спросил скрипучим голосом:
– Ты заблудился в потемках или просто боишься темноты?
– Приношу вам свои глубочайшие извинения, сенсей, – поклонился Танака. – Меня задержали... к тому же мне пришлось спускаться по лестнице.
– Оставь свои жалкие оправдания при себе, – заявил Хосокава. – Если хочешь знать, я каждый день спускаюсь пешком до самого основания «Иггдрасиля» и поднимаюсь обратно.
– Неужели, сенсей? – вежливо изумился Танака.
– Ну хорошо, – ворчливо признался мастер, – допустим, поднимаюсь я не каждый день. И не на самый последний этаж... Все равно это тебя не оправдывает.
– Я должен еще раз просить у вас прощения, сенсей. – Доктор почтительно опустился на колени рядом с неподвижным мастером Хосокава. – К сожалению, я столкнулся с непредвиденными проблемами и вынужден пропустить сегодняшнюю тренировку.
– Врасплох можно застать только того, кто не готов, – назидательно произнес учитель. – Настоящего воина врасплох застать удается очень редко... почти никогда. Впрочем, я не раз говорил тебе, что ты далек от того, чтобы называться настоящим воином.
– Вы, как всегда, правы, сенсей. Я не могу обрести безмятежность духа. Я не чувствую гармонии в себе и в окружающем мире. Я...
Мастер Хосокава, не переставая созерцать иероглиф «эй», выбросил вбок сухую жилистую руку и сильно ударил доктора в лоб. Танака покачнулся, но устоял на коленях.
– Слишком часто повторяешь это дурацкое слово, – объяснил учитель. – Я, я, я... Один варварский поэт в старые времена сказал:
Я, повторенное многократно, Не более чем пустой звук. Смотрю на себя, седого, Мудрого, как змея, И плачу слезами ребенка.
– Мне знакомы эти стихи, – кивнул Танака. В те редкие минуты, когда память возвращалась к ней, Радостина Божурин иногда повторяла строчки давно забытых поэтов, преимущественно славянских. Процитированное мастером Хосокава стихотворение звучало в ее устах совсем по-другому, но сенсей не знал ни одного языка, кроме родного японского.
– Тогда ты тем более глуп, – безжалостно констатировал учитель. – «Я» – это такая же иллюзия, как и все вокруг. Ты позволяешь иллюзии мира подчинять иллюзию собственного «я» и блуждаешь в лабиринте, из которого нет выхода.
– Если из него нет выхода, то как я могу выйти за пределы иллюзии?
– Пройди сквозь стену, – сказал сенсей и снова ударил Танаку. На этот раз удар пришелся по затылку. Несмотря на то что твердая ладошка учителя едва коснулась головы доктора, тот охнул и упал на пол.
– Теперь иди, – приказал мастер Хосокава. – Ты знаешь, что нужно делать.
Если бы, мрачно подумал Танака, поднимаясь и отряхивая штаны-хакама. Вы, сенсей, верно, воображаете себя легендарным наставником древности, который мог одним пинком помочь ученику достичь просветления. Но то ли я такой бездарный ученик, то ли вы слишком доверяете рассказам о деяниях давно ушедших учителей, только я по-прежнему не понимаю, что мне следует делать.
– До чего же ты бестолков! – в сердцах вскричал мастер Хосокава. Танака с испугом посмотрел на него – старик, конечно, всегда отличался проницательностью, но в чтении мыслей до сегодняшнего дня замечен не был. – Нерешительность сквозит в каждом твоем движении! Сообрази наконец, что значение имеет не то, что ты делаешь, а то, что происходит вокруг тебя. Все движется своим чередом, все устраивается в соответствии с вселенской гармонией, но ты упрямо не хочешь этого видеть!
– Простите, сенсей, – возразил Танака упрямо, – но вчера вы посоветовали мне избавиться от подарков на Праздник Очищающего огня. К несчастью, я не последовал вашему мудрому совету, и это привело ко многим огорчительным последствиям. Неужели вы и в этом способны увидеть гармонию?
Учитель фыркнул, мгновенно став похожим на сердитого кота.
– Разумеется, глупец! Перестань наконец дергаться, словно кукла на веревочках, и ты поймешь, что иллюзия внешнего мира неизбежно приходит в состояние гармонического равновесия с твоей внутренней сущностью просто потому, что мир, который ты видишь, существует только в твоем воображении!
– Хорошо, – сдался Танака, – допустим, что все это так и есть. Но нет ли у вас простого ответа на вопрос: как мне следует поступать дальше ?
– Есть, – сказал мастер Хосокава и хихикнул. – Иди и как следует опростай свои кишки, а то в них скопилось слишком много дерьма.
– Сенсей! – укоризненно воскликнул Идзуми, но старик не обратил на него никакого внимания.
– Или займись любовью со своей женщиной, или напейся саке... Все, что ты сделаешь, будет иметь примерно равный смысл, так к чему изводить себя напрасными сомнениями?
– Позвольте поблагодарить вас, сенсей, – желчно сказал Танака. – Теперь мой разум наконец просветлен.
Хосокава не отреагировал на его иронию. Он даже не повернул головы, продолжая смотреть в стену. Танака еще раз поклонился и, пятясь, чтобы не поворачиваться спиной к учителю, покинул до-дзе.
Значит, к чему изводить себя сомнениями? – передразнил он старика. Что ж, если поверить в то, что англичанин из АБТ послан мне провидением, а Мнемон вроде бы на это и намекал, остается только смириться и продолжать всячески ему споспешествовать. А если дело неожиданно кончится для меня тюрьмой, всегда можно утешить себя тем, что решетки на стенах – не более чем иллюзия...
Продолжая мысленно спорить с мастером Хосокава, Танака поднялся к себе, чтобы принять душ и переодеться в чистое. Анна, разумеется, еще спала – она вообще оказалась совой, ложилась поздно, порой, когда доктор работал в лаборатории по ночам, спускалась на первый уровень «Асгарда», чтобы поплавать в бассейне. Танака не слишком одобрял эти прогулки, но не препятствовал ей. В конце концов, Анна слишком долго была лишена возможности плавать в безопасной для здоровья воде.
