Дверь гостиной мягко закрылась за Даной. Ас-Сабах постоял еще минуту, прислушиваясь к изменившемуся гулу моторов, потом повернулся к серебряному шарику интеркома и, щелкнув пальцами, активировал режим вызова.
– Ахмад, зайди ко мне.
Йеменец немедленно вырос на пороге – стройный, гибкий, опасный. В руках он держал сердоликовые четки, зерна которых украшали вырезанные алмазным резцом суры Корана. Эти четки ибн-Сауд подарил своему племяннику на день шестнадцатилетия, и с тех пор они сопровождали королевского телохранителя во всех его поездках.
– Девушка, которая только что вышла отсюда... – начал ас-Сабах.
Бен Теймур едва заметно кивнул. Его сильные пальцы бережно поглаживали сердоликовые зерна.
– Возможно, ей угрожает опасность. Меня бы очень огорчило, если бы с ней произошло что-нибудь печальное...
Снова кивок. Можно не сомневаться, теперь бен Теймур станет присматривать еще и за Даной – пусть даже одним глазом. Конечно, это вряд ли решит ее проблему радикально, но, по крайней мере, до Большого Хэллоуина девушке бояться нечего. А значит, если верить ее логике, не стоит бояться и всем остальным.
Йеменец молча ждал дальнейших инструкций. Не сказать ли ему о том, что опасность может угрожать всей делегации? Нет, пожалуй, не стоит – в конце концов, в распоряжении бен Теймура не взвод королевской гвардии, а только два офицера охраны.
– Это все, – сказал ас-Сабах. – Можешь идти. Да, вот еще что... всем надеть парадную форму. Похоже, нас ждет торжественный прием...
Он не ошибся – встреча была организована по высшему разряду.
Первые несколько часов на авиабазе «Бакырлы» запомнились ас-Сабаху разноцветным; суетливым и очень шумным людским водоворотом, из которого время от времени выныривали знакомые лица – выныривали, чтобы тут же вновь раствориться в зеленовато-серой от преобладающего числа военных мундиров толпе. Он никак не ожидал увидеть в этом забытом Аллахом уголке такую толпу – пусть даже половина ее прилетела на «Громе Господнем» вместе с ним. «Поразительно, – думал ас-Сабах, скользя взглядом по деловитым, как муравьи, репортерам, суетливым, постоянно перемещающим свою технику с места на место сетевым операторам, важным и преисполненным чувства собственной значимости пиарменам и прочим сотрудникам СМИ, имя которым было, по-видимому, легион. Поразительно, вся эта орава сопровождала меня в полете, пила, развлекалась, почти наверняка шумела, как стадо спасающихся от пожара слонов, а я даже не подозревал об их существовании. Но ведь если копнуть поглубже, то в нескольких километрах отсюда, за Стеной, начинается мир, населенный – или перенаселенный – сотнями миллионов, а то и миллиардами отверженных. Не удивительно ли, что мы почти ничего не знаем об этом мире, хотя вот уже двадцать лет он растет и развивается согласно каким-то своим законам у нас под боком? Сосуществуя в пространстве,
мы словно находимся на разных его уровнях – на разных палубах нашего воздушного лайнера...»
Ас-Сабах прикусил губу. Посетившие его мысли принадлежали не ему – точнее, не его персонажу. Хасан ибн-Сауд не мог размышлять подобным образом хотя бы потому, что за сорок пять лет своей жизни сроднился с комфортным ощущением пассажира VIP-палубы и попросту не обращал внимания на обитателей нижестоящих кругов иерархии. Его собственная личность, личность имперсонатора, вновь проступала из-под маски. Роль ускользала.Ощущение, знакомое каждому имперсонатору: рано или поздно наступает момент, когда ты больше не в состоянии поддерживать синхронизацию, и тысячи тонких нитей, связывающих тебя с твоим персонажем, начинают рваться – одна за другой, одна за другой. Это, разумеется, не катастрофа, ведь имперсонатор не на сцене играет и свидетелями его позора становятся только неодушевленные, хотя и очень умные рекордеры фата-морганы. С ас-Сабахом такое тоже случалось; тогда он отключал аппаратуру, запирал студию и день-два отдыхал от своего капризного, словно избалованный ребенок, ремесла. Если сроки контракта не слишком жесткие, нет ничего проще: заказчика не интересует, что испытывал имперсонатор, выполняя свою работу. А покупатели, погружаясь в мир мастерски оживленной фата-морганы, вообще не задумываются о том, кто вложил страсть и душу в бесплотных обитателей виртуальной вселенной и были ли у этого неизвестного демиурга творческие кризисы и перерывы между третьим и четвертым днем творения.
Сейчас все было по-другому. Ас-Сабах играл свою роль под прицелом внимательных глаз живых и реальных зрителей и не имел права ни на усталость, ни на небрежность. Он не мог выйти из игры до назначенного режиссером финала – а до финала оставалось еще почти двадцать часов...
Тамим улыбался, произносил какие-то дежурные фразы, жал чьи-то руки и никак не мог избавиться от ощущения, что некто невидимый наблюдает за ним, ожидая, когда же он наконец ошибется. Мост ас-Сират толщиной в остро заточенное лезвие дамасской сабли, который он постоянно чувствовал у себя под ногами, раскачивался в гулкой пустоте над ледяной бездной.
Несколько раз он видел в отдалении Дану, не отходившую от Фробифишера. Седовласый представитель Совета Наций двигался медленно и с достоинством; худенькая Дана рядом с ним казалась совсем юной, почти ребенком. Лицо ее было непроницаемо – застывшая алебастровая маска. Тамим заметил, что она избегает смотреть в его сторону.
Подойти бы к ней, попробовать объясниться... Они ведь, в сущности, очень похожи – два маленьких человека, ставшие заложниками чьей-то большой и опасной игры. Но это, конечно же, невозможно – Дана не поймет его и не поверит его истории, а ас-Сабах наконец совершит ту самую ошибку, в ожидании которой следит за ним невидимый наблюдатель.
Ас-Сабах больше не собирался допускать ошибок.
Ему пришлось сказать речь – после невыносимо официального выступления командора Макги и невероятно длинного ответного спича Роберта Фробифишера, когда половина гостей (в основном журналисты) уже откровенно страдала от невозможности в полную силу налечь на деликатесы и коктейли, а вторая половина (в основном военные) мужественно ждала команды вышестоящего начальства. Предупредительный адъютант командора с погонами майора настойчиво пытался всунуть ему в руку бокал с шампанским, так как, по замыслу организаторов банкета, речь короля Аравийского должна была маскироваться под тост. Бен Теймур отнял у майора бокал и вежливо объяснил, что месяц поста Рамадан еще не закончился. Тоста, таким образом, не получилось, да и вообще ас-Сабах произнес не слишком воодушевленную речь. Он сдержанно поблагодарил Фробифишера и Совет Наций за приглашение на церемонию Большого Хэллоуина и выразил уверенность в том, что личный состав базы «Бакырлы» испытывает большое облегчение в связи с окончанием своей многолетней вахты. Аплодисменты, раздавшиеся после того, как он замолчал, можно было смело назвать бурными, но ас-Сабах знал, что симпатии аудитории завоеваны в основном краткостью его выступления.
– Жуткая скука – все эти приемы, – услышал он за спиной чей-то знакомый голос. Тамим обернулся. Сантьяго Мондрагон стоял в пяти шагах от него в компании симпатичной блондинки с фигурой фотомодели и одетого в штатское высокого бледного мужчины с гладко выбритым черепом. – Армейские приемы – в особенности. Впрочем, чего можно ожидать от военных, которые даже не могут снабдить гостей нормальными бэджами.
