Ох, я вас умоляю. Гумберт Гумберт – ненормальный.
И преступник. Лиса, гончая, волк, все равно.
– Он верит, что влюблен в Ло. – Таунсенд обошел вокруг стола и, сжимая в руке бумаги, присел на столешницу. – Но при этом не отрицает противозаконности своих действий. Процитирую слова Гумберта… – Открыв книгу, он начал читать: – «Я знал, что влюбился в Лолиту навеки; но я знал и то, что она не навеки останется Лолитой». – Учитель оглядел класс. – Что это значит?
– Что она повзрослеет, – ответил Кай. – И утратит сексуальную привлекательность для него, потому что он педофил.
Я ухмыльнулась. Думаю, если бы мне пришлось выбирать, то Кай был бы моим фаворитом среди Всадников.
Таунсенд задумался над замечанием парня, а потом обратился к одной из девушек:
– Вы согласны?
Та пожала плечами.
– Думаю, Гумберт хотел сказать, что все меняются, и она изменится. Дело не обязательно во взрослении. Он просто боится, что она перерастет его.
Скорее всего, именно это имел в виду герой, однако анализ Кая мне нравился больше.
Учитель кивнул в сторону другого ученика.
– Майкл?
Майкл Крист поднял взгляд и растерянно пробормотал:
– Чего?
Дэймон прыснул от смеха из-за реакции друга, а я покачала головой.
Таунсенд закрыл на секунду глаза, прежде чем повторил вопрос:
– Как вы считаете, что подразумевал Гумберт, сказав: «Она не навеки останется Лолитой»?
Несколько секунд Майкл молчал. Я уже засомневалась, ответит ли он вообще.
– Он влюблен в идею Лолиты, – произнес парень обреченным тоном. – Когда она исчезнет из жизни Гумберта, мечты о ней останутся и будут преследовать его. Вот что он имел в виду.
Хм. Не самая безнадежная оценка. А я думала, Кай окажется единственным из их компании, кто действительно прочитает книгу.
Открыв следующую страницу, учитель прочел:
– «Он разбил мое сердце, ты всего лишь разбил мою жизнь». Что она хотела сказать ему этим?
Никто не вызвался отвечать.
В надежде увидеть проблеск мысли в чьих-то глазах, Таунсенд обвел взглядом класс.
– «Ты всего лишь разбил мою жизнь», – повторил он.
В горло словно иглы вонзились; я опустила глаза. Ты разбил мою жизнь.
Парень, сидевший возле двери, возразил со вздохом:
– Она охотно потакала ему. Да, это плохо, но здесь кроется проблема современного мира. Женщины не должны решать постфактум, будто они подверглись насилию. Лолита добровольно вступила в сексуальную связь с ним.
– Несовершеннолетние не могут дать осознанное согласие, – отметил Кай.
– То есть ты волшебным образом становишься эмоционально и умственно зрелым, когда тебе исполняется восемнадцать? – вдруг вмешался в беседу Уилл. – Вот так это происходит, в одночасье?
– Она была ребенком, Уилл. – Вступив в спор с другом, Кай развернулся на стуле. – Гумберт требует от нас сочувствия, и большинство читателей идут у него на поводу. Потому что мы готовы все простить человеку, если он привлекателен для нас.
Я уставилась в парту, не моргая.
– Ло ему безразлична, – продолжил Кай. – Он всего лишь питает слабость к маленьким девочкам. Она подверглась насилию.
– И сбежала от него к детскому порнографу, Кай, – огрызнулся Уилл. – Если ее насиловали, почему ей не хватило ума не вляпаться в аналогичную ситуацию?
Проведя большим пальцем по глянцевой обложке книги, я услышала скрип. Мой подбородок дрожал, в глазах слегка защипало.
– Ну, серьезно, зачем она это сделала?
– Я о том же, – согласился еще один парень.
Слова вертелись на кончике языка. Хотелось сказать, что они слишком все упрощают. Легче осуждать девочку, о которой ты ничего не знаешь, чем с пониманием отнестись к ее обстоятельствам. Гораздо удобнее не учитывать неизвестные факторы, вещи, которые нам никогда не понять, потому что мы поверхностные, избалованные невежды.
Ты не уходишь, потому что…
Потому что…
– Иногда насилие воспринимается как любовь.
Я моргнула. Голос прозвучал так близко, что в ушах загудело. Медленно подняв глаза, я посмотрела на Дэймона Торренса. Он был в помятой рубашке; ослабленный галстук болтался на шее.
Кабинет погрузился в тишину. Я бросила взгляд на Уилла, сидевшего рядом. Тот, сдвинув брови, смотрел вперед.
Мистер Таунсенд подошел ближе.
– Насилие воспринимается как любовь… – повторил он. – Почему?
Дэймон оставался абсолютно неподвижным, казалось, он даже не дышал. Затем, посмотрев на учителя, непоколебимо ответил:
– Изголодавшийся человек проглотит что угодно.
Его слова повисли в воздухе. Я замерла; на мгновение мне стало тепло. Возможно, он не такой уж безмозглый.
Ощутив на себе чей-то взгляд, я повернула голову. Внимание Уилла было сосредоточено на моей ноге. Когда взглянула вниз, обнаружила, что сжала подол, частично обнажив царапины и синяк на бедре. Пульс участился, и я одернула юбку к коленям.
– Откройте последнюю главу, пожалуйста, – попросил Таунсенд. – И достаньте пакет заданий.
Синяк начал болезненно пульсировать. Вдруг стало трудно дышать.
Ты можешь получить все, что захочешь, неужели не понимаешь? Я любого растерзаю за тебя.
Мой подбородок задрожал. Нужно выбраться отсюда.
Иногда насилие воспринимается как любовь…
Покачав головой, я собрала вещи, встала, перебросила ручку сумки через плечо и стремительно двинулась по проходу к двери.
– Куда вы?
– Дочитаю книгу и закончу структурный анализ в библиотеке, – сказала я, обернувшись, и, сморгнув зависшие на ресницах слезы, пошла дальше.
– Эмери Скотт, – окликнул учитель.
– Или можете сами объяснить моему брату, почему мои экзаменационные оценки будут дерьмовыми, – развернувшись и сердито смотря на него, я сделала несколько шагов спиной вперед. – Ведь девяносто восемь процентов времени на этом уроке отводится им. – Я указала на Всадников. – Отправьте мне сообщение, если дадите дополнительные задания.
Открыв дверь, я услышала перешептывания одноклассников за спиной.
– Эмери Скотт, – рявкнул мистер Таунсенд.
Я оглянулась.
– Вы знаете, что делать, – сказал он, протягивая розовый бланк с извещением о наказании.
Вернувшись назад, выхватила бумажку из его рук.
– По крайней мере, хоть какую-то работу выполню, – заметила я.
